Смерть в облаках
Шрифт:
Обычно меланхоличный Фурнье выглядел теперь чрезвычайно возбужденным и нетерпеливым.
— Да, в самом деле. Грек Зеропулос, торговец древностями, кое-что рассказал полиции о продаже трубки и дротиков. Это случилось тремя днями раньше убийства. Я предлагаю, мсье Жиль, — Фурнье почтительно поклонился шефу, — сейчас подробно расспросить этого человека.
— Конечно, пожалуйста, — позволил Жиль. — Мсье Пуаро будет сопровождать вас?
— Если не возражаете, — тотчас вставая, сказал Пуаро. — Это интересно, весьма интересно.
Салон мсье Зеропулоса, известного торговца-антиквара, находился на улице
В его магазине, напоминающем скорее музей, чем торговое предприятие, было много сицилийской утвари из Рагуз, персидских гончарных изделий; изделия из луристанской бронзы и большой выбор недорогих индусских драгоценностей, свитки шелков и вышивок из многих стран, большое количество ничего не стоящих бус и копеечных египетских безделушек теснились на полках.
Это было одно из тех заведений, где можно выложить миллион франков за вещь, ценою в полмиллиона, или десяток франков за предмет, не стоящий и пяти сантимов. Постоянную так называемую «финансовую поддержку» заведению оказывали главным образом американские туристы да хорошо осведомленные ценители.
Мсье Зеропулос, невысокий, плотного сложения человек с блестящими черными глазками, изъяснялся живо, многословно, чрезвычайно подробно. Джентльмены из полиции? О, весьма рад! Может, гости зайдут в его личный кабинет? Да, он продал трубку и дротики — редкостные вещицы из Южной Америки...
— Понимаете ли, джентльмены, я продаю всего понемногу! У меня есть и специализация, — это Персия. Мсье Дюпон, уважаемый мсье Дюпон может за меня поручиться! Он всегда приходит взглянуть на мою коллекцию, на мои новые приобретения, потолковать о подлинности некоторых сомнительных вещей. Что за человек! Какой ученый! Какой у него глаз! Какое чутье! Но я уклонился от сути. У меня есть коллекция — коллекция, известная всем знатокам! А еще у меня есть... Ну, честно говоря, хлам. Заморский хлам, всего понемножку: из Индии, Японии, с Борнео, с южных широт. Обычно я не называю устойчивой цены на все это. Если кто-то интересуется, определяю цену, ее сбивают и в конце концов я получаю чаще всего половину. Но это все равно выгодно. Вещицы эти я покупаю у матросов по очень низким ценам.
Мсье Зеропулос остановился, передохнул и продолжал, весьма довольный вниманием к своей особе и своим обстоятельным рассказом.
— Трубка и дротики довольно долго пролежали у меня — года два, наверное. Они находились вон на том подносе, вместе с ожерельем из каури, головным убором краснокожих, парой деревянных идолов и плохонькими нефритовыми бусами. Никто их не замечал, никто не обращал внимания, а потом является этот американец и спрашивает, что это такое.
— Американец? — настороженно переспросил Фурнье.
— Ну да, американец, самый настоящий. Не лучший тип американца, просто один из тех, которые ничего ни о чем толком не знают, а просто могут позволить себе привезти домой экзотическую вещь. Он такого типа, как те, кто находит свое счастье в приобретении бус в Египте или покупает нелепых скарабеев, сделанных в Чехословакии. Ну... Я его очень скоро раскусил, рассказал ему о древних обычаях некоторых племен, о смертельных ядах, которые они употребляют. Объяснил, как редко подобные вещи случаются в продаже. Он спросил цену, я назвал. Это была «американская» цена, разумеется, не столь высокая, как прежде
— Мы обязаны вам, мсье Зеропулос, — вежливо сказал Фурнье. — А трубку и дротики вы сможете опознать? Сейчас они находятся в Лондоне, но при возможности их передадут вам для опознания.
— Трубка была вот такой длины, — мсье Зеропулос ограничил ладонью некий отрезок на письменном столе, — и вот такой толщины, как моя авторучка.
Трубка была светлого цвета. С этикеткой. А дротиков было четыре штуки. Это такие острые отравленные шипы, почти бесцветные на концах и с небольшим пучком красного шелка.
— Красного шелка? — энергично уточнил Пуаро.
— Да, мсье. Блеклого. Вишневого.
— Любопытно, — медленно произнес Фурнье. — Вы уверены, что не было ни одной стрелы с черным и желтым шелком?
— Черным и желтым? Нет, мсье. — Продавец покачал головой.
Фурнье взглянул на Пуаро. У того на лице сияла улыбка, указывающая на удовлетворение. Фурнье удивился. Почему Пуаро улыбается? Оттого ли, что Зеропулос лгал, или по какой-либо иной причине? Фурнье заметил с некоторым сомнением:
— Весьма возможно, что ваши дротики и трубка не имеют ничего общего с делом. Один шанс из пятидесяти. Но, как бы то ни было, я желал бы получить описание этого американца, и как можно более полное.
Зеропулос развел руками.
— Он был просто американец. Говорил гнусаво. Ни слова не мог вымолвить по-французски. Жевал резинку. У него были очки в черепаховой оправе. Высокий и, думаю, не очень старый. В шляпе. У меня каждый день бывает столько американцев!.. Приходят, уходят... А этот, по-моему, ничем особенным не выделялся...
Фурнье показал антиквару пачку фотоснимков, но никого из пассажиров «Прометея» Зеропулос не опознал.
— Может, это все охота на дикого гуся, — сказал Фурнье, выходя вместе с Пуаро из магазина.
— Возможно, — согласился Пуаро. — Но думаю, что это не так. Вы видели: на всех его товарах — этикетки с ценами. Все этикетки одного образца... В рассказе мсье Зеропулоса и в его замечаниях есть два весьма любопытных момента... А теперь, мой друг, раз уж мы гоняемся за одним «гусем», доставьте мне удовольствие, погоняемся и за вторым!
— Где же?
— На бульваре Капуцинов.
— Подождите, но ведь там...
— Контора «Юниверсал эйрлайнз компани».
— Разумеется. Но ведь там наши ребята уже провели опрос. Никто не сообщил им ничего интересного.
Пуаро добродушно похлопал его по плечу:
— Видите ли, Фурнье, я всегда считаю, что ответ зависит прежде всего от вопроса. А вы-то как раз и не знаете, какие вопросы следует задавать. Контора «Эйрлайнз компани» была весьма скромной.
Щеголевато-изящный смуглый человек стоял у полированного деревянного бюро, а подросток лет пятнадцати сидел за столиком у пишущей машинки. Фурнье предъявил свое удостоверение, и служащий сказал, что он, Жюль Перро, к услугам полиции. Мальчишку отослали в самый дальний угол.