Смерть в овечьей шерсти

Марш Найо

— А живописью вы не интересуетесь? — спросил он.

Клифф моргнул и заерзал ногами по полу.

— Да, — ответил он. — Мой друг хорошо рисует. То есть… я хочу сказать… не так много людей…

— Я только потому спросил вас, что не знаю, можно ли выразить в музыке красоту этого пейзажа, как это делает живопись.

Клифф быстро взглянул на него.

— Я не очень разбираюсь в музыке, — продолжил Аллейн. — Мне как-то ближе живопись. Узнав, что вы увлекаетесь музыкой, я немного растерялся. Имея разные интересы,

труднее найти общий язык. Придется мне искать к вам другой подход. Согласны?

— Уж как-нибудь обойдусь без ваших подходов, — отрезал Клифф. — Можете говорить прямо, без обиняков.

Но прежде чем Аллейн последовал этому совету, Клифф застенчиво произнес:

— Я этого как раз и хотел. В музыке, я имею в виду. Сказать что-нибудь обо всем этом. — Он махнул головой в сторону окна и с вызовом произнес: — Но только без всяких там птичьих трелей и плясок маори, прилепленных к эрзац-симфониям.

В этих словах Аллейн почувствовал отголоски речей Фабиана Лосса.

— Мне кажется, что искусственное внесение местного колорита может испортить любое художественное произведение, особенно в этой стране. Нельзя форсировать развитие искусства. Это процесс естественный, в искусстве все складывается само собой, надо только поймать момент. Ну, и как ваша музыка?

Втянув голову в плечи, Клифф с юношеской непримиримостью произнес:

— Никак. Я ее забросил.

— Почему же?

Клифф пробормотал что-то нечленораздельное, но, поймав взгляд Аллейна, громко выпалил:

— Из-за того, что со мной случилось.

— Вы имеете в виду свои разногласия с миссис Рубрик и ее убийство? Вы действительно считаете, что все эти несчастья достаточное для того основание? Мне всегда казалось, что невзгоды только закаляют настоящий талант. Но возможно, это лишь мнение дилетанта. По-моему, у вас были средства исцеления: ваша музыка или все это. — Аллейн кивнул в окно. — Вы выбрали местный пейзаж. Я правильно понял?

— Меня не взяли в армию.

— Но ведь вам нет восемнадцати.

— Не из-за этого. Из-за глаз и ног, — тихо проговорил Клифф, словно упоминание этих частей тела оскорбляло приличия. — А я вижу не хуже других и могу три дня ходить по горам, не обращая внимания на ноги. Чем же я не подхожу?

— Значит, вы собираетесь идти в армию и быть там не хуже других?

— Именно. — А вы не пробовали заняться сортировкой шерсти?

— Меня к этому не тянет.

— Но ведь это доходное занятие.

— Мне оно не нравится. Я лучше пойду в армию.

— И никакой музыки?

Клифф зашаркал ногами.

— Но почему? — настаивал Аллейн.

Клифф потер лицо и покачал головой:

— Не могу. Я же сказал вам, что не могу.

— С того вечера, когда вы играли во флигеле на старом разбитом инструменте? Как раз после случая с бутылкой виски?

Аллейн чувствовал, что именно этот эпизод

заставляет Клиффа страдать больше всего, затмевая даже смерть Флоренс Рубрик. В нем было много трагикомизма. Негодующий Маркинс у окна, звон разбитой бутылки, запах виски. Аллейн помнил, что юношеские трагедии часто связаны с самооценкой. Поэтому он счел нужным сказать:

— Расскажите мне об этой истории с виски, но перед этим я хочу вам напомнить, что каждый из нас рано или поздно совершает какую-нибудь оплошность, которой он стыдится больше, чем серьезного преступления. Нет такого мальчишки, который ни разу не украл бы какой-нибудь мелочи. Мне совершенно безразлично, стащили вы у мистера Рубрика виски или нет. Меня больше интересует сам этот случай. Если вы действительно не брали бутылку, почему не захотели объяснить, зачем пришли в погреб?

— Не брал я ее, — пробормотал Клифф. — И не думал даже.

— Можете поклясться на Библии перед судьей?

— Да перед кем угодно. — Клифф быстро взглянул на Аллейна: — Не знаю, как вас убедить. Вы же все равно не поверите.

— Я делаю для этого все возможное. Однако лучше, если вы сами расскажете мне, как было дело.

Клифф промолчал.

— Хотите выглядеть героем? — мягко спросил Аллейн.

Клифф открыл было рот, но тут же прикусил язык.

— Видите ли, в некоторых случаях геройство только затрудняет следствие, — пояснил Аллейн. — Я хочу сказать, что даже если вы не убивали миссис Рубрик, то почему-то по каким-то своим соображениям намеренно мешаете расследованию. Думаю, виски здесь вообще не при чем, но мы-то этого не знаем. Следует внести ясность. А вот если вы ее убили, то ваше молчание вполне объяснимо. Просто не знаю, что и думать.

— Но вы же знаете, что я не убивал, — растерянно произнес Клифф. — У меня алиби. Я в это время играл.

— А что вы играли?

— Цикл «Искусство фуги» Баха.

— Трудная вещь? — поинтересовался Аллейн, но ответа ему пришлось ждать довольно долго. Клифф сделал два фальстарта, пытаясь что-то произнести, и лишь потом обрел дар речи.

— Я над ней работал, — наконец выдавил из себя он.

«Интересно, почему он так затруднился с ответом?» — задал себе вопрос Аллейн.

— Наверное, трудно играть на таком разбитом инструменте? Ведь пианино совсем расстроено?

Клифф снова проявил необъяснимое нежелание говорить на эту тему.

— Не такое уж оно плохое, — промямлил он и неожиданно оживился. — У меня есть приятель, который работает в музыкальном магазине в городе. Он мне его настроил, когда приезжал сюда. Оно вполне приличное.

— Но ведь не сравнить с роялем в гостиной?

— Оно совсем неплохое, — упрямо повторил Клифф. — Это хорошая фирма. Раньше оно стояло в доме — до того, как она купила этот «Бекштейн».

— Но вы, наверное, скучали по роялю?