Смерть в редакции

Голдсборо Роберт

— Положа руку на сердце, не знаю. Когда я сообщила Скотту о намерении создать фонд, эта идея ему крайне не понравилась — думаю, что в глубине души он всегда лелеял надежду стать председателем совета. Мне кажется, он почувствовал, что я ценю его больше, чем Дэвида. Уверена, Скотт крайне огорчился, когда не увидел себя среди трех попечителей фонда.

— Но у него достаточно много акций, и если вам удастся удержать его на своей стороне вместе с Дином и Бишопом, то контроль над газетой останется за вами, — заметил Вульф.

— Я конечно, думала об этом. Вчетвером мы контролируем пятьдесят два процента. К пятнице

я надеюсь окончательно выяснить позицию Скотта и позиции всех остальных. Мистер Вульф, вы задали самые важные вопросы. Ваше искусство ставить их просто великолепно. Теперь настала моя очередь поинтересоваться, какая реакция последовала на ваше письмо в «Таймс»?

— Выбыли со мной весьма откровенны, — начал, глубоко вздохнув, Вульф. — Отвечу откровенностью на откровенность, хотя это, как вы сможете заметить, не потребует от меня больших жертв. Я могу сообщить очень мало. Мистер Гудвин провел все утро, отвечая на телефонные звонки. В основном это были газеты или телевизионные компании. Лишь двоих, да и то с большой натяжкой, можно отнести к категории потенциальных покупателей. Не исключено, что за последний час поступили новые звонки. Оба аппарата в этой комнате отключены, чтобы нас не прерывали, однако мистер Бреннер слушал у себя. Арчи, соединитесь с Фрицем.

Включив аппарат, я нажал кнопку внутренней связи и тут же получил необходимую информацию.

— Три звонка, — сообщил я, взглянув сначала на Вульфа, а затем на Хэрриет, — все три от средств массовой информации.

— У меня назначена еще одна встреча, — произнес Вульф, взглянув на часы, которые показывали без трех минут четыре. — Мистер Гудвин будет держать вас в курсе событий, если произойдет что-то серьезное. — Он выкорчевал свою тушу из кресла и опустил подбородок почти на целых полдюйма: Для него это было вершиной вежливости.

Хэрриет поднялась одним движением, настолько легким, словно ей было лет на сорок меньше. Эллиот Дин тоже выбрался из кресла, поправил свой университетский галстук и откашлялся.

— Благодарю за встречу, — сказала Хэрриет Вульфу. — Я была бы весьма признательна, если бы вы сочли возможным сообщить мне результаты вашего вечернего рандеву с Маклареном.

— Не исключено, что он сам вам все расскажет при встрече в пятницу, — ответил Вульф, опять опуская подбородок. Еще одно очко в пользу этикета. Иногда я жалею о том, что у нас нет видеокамеры, и я не могу запечатлеть для истории столь редкие события. Я повел наших гостей к выходу, а Вульф направился к лифту, чтобы вознестись в оранжерею.

Хэрриет одарила меня улыбкой, которая по шкале искренности приближалась к десятке. Я уловил исходящий от нее тонкий запах духов, хотя названия их определить не смог. Дин ворчал всю дорогу до самого выхода. Он продолжал хныкать, даже влезая в темно-синий «линкольн», поджидавший у тротуара, Я помахал им рукой, но не могу сказать, ответили ли они мне тем же — у лимузина были затемненные окна. Оставалось лишь предположить, что все-таки, будучи людьми вежливыми, помахали.

Глава 7

Вернувшись в пустой кабинет, я в изнеможении упал в свое кресло за письменным столом. «Чем мы занимаемся?» — спросил я вслух. Клиента у нас нет, дела мы не ведем, а банковский счет уже похудел на тридцать тысяч из-за этого дурацкого объявления. Владелица «Газетт»

встречается с нами, и создается впечатление, что она не имеет ни малейшего представления о том, что происходит в ее безумной семейке. Вульф беседует с ней целый час и уходит с пустыми руками. Но чего он вообще хочет? О'кей, он, конечно, гений, и я обычно не пытаюсь понять его или угнаться за ним. Но на этот раз, похоже, понимать просто нечего. Я решил, что он просто устраивает спектакль, но затем отмел эту мысль, осознав, насколько далеко это нас уже завело.

Наконец я нашел единственное разумное объяснение: пребывание в тропическом климате оранжереи шесть раз в неделю по четыре часа в день окончательно разжижило его мозги. Установив этот факт, я приступил к классификации почек орхидей, внося данные, предоставленные Теодором, в специальные формы и обещая самому себе, что наконец потребую от Вульфа персональный компьютер, чтобы облегчить себе бумажную работу. В течение следующего часа телефон прозвенел четыре раза. Два звонка были от репортеров пригородных газет, один от ежедневной газеты в Коннектикуте и еще один от евангелиста, телевизионного проповедника откуда-то из Делавэра. Последний рокочущим голосом, подчеркивая каждый слог, возвестил, что получил «указание небес купить газету». С тремя репортерами я разделался, используя уже ранее опробованный метод, а преподобного заверил, что он получит от нас известие, И попросил хранить терпение.

— Пути Господни неисповедимы, — сказал я.

— Аминь, брат, — ответствовал он. Видите, я тоже могу научиться кое-чему.

Когда в шесть часов Вульф спустился вниз, расставшись со своими орхидеями, я рассказал ему о звонках, оставив проповедника напоследок, так как знал, что получу удовольствие от его реакции. И он не обманул моих ожиданий, скорчив одну из самых лучших своих гримас и даже сопроводив ее низким ворчанием. Вульф ненавидит евангелистов.

— Какова вечерняя программа для встречи Макларена? — поинтересовался я.

Вновь недовольная физиономия.

— Арчи, терпение никогда не входило в число ваших достоинств, — заявил он, взяв книгу и позвонив, чтобы доставили пиво. — Программа, как вы изволили заметить, будет определяться в значительной степени манерой поведения мистера Макларена и тем, как он отреагирует на мои первые вопросы.

Это был тонкий намек на то, что дискуссия окончена, и мне не оставалось ничего, кроме как побрести на кухню и узнать, чем я могу помочь Фрицу в приготовлении ужина. В награду за свои усилия я получил только кучу вопросов о том, не ведем ли мы новое дело. Я уклонился от ответа на них, так же как и от ответа на вопрос, во сколько обошлась нам страница в «Таймс». Я опасался, что если я сообщу Фрицу цифру, его тут же хватит кондрашка, и мы останемся без ужина.

Поглощая почки ягненка с гарниром из зеленого перца и запеченные яблоки, Вульф держал речь о социальной ответственности корпораций. Должен признать, что мой вклад в дискуссию можно признать минимальным — я не промолвил ни слова. Возможно, я слишком долго прожил под одной крышей с Фрицем, в результате чего начал беспокоиться, почему мы тратим столько времени и средств, не имея ни работы, ни клиента.

Вернувшись в кабинет со своим кофе Вульф скрылся за «Хорошей войной», оставив меня взирать на часы и размышлять о том, придет ли шотландец.