Смерть в театре (сборник)
Шрифт:
Джералд остановил Шанса усталым голосом:
— Пусть поплачет. Не тревожьте ее... Это ее первые слезы. Если бы она не заплакала, ей было бы еще тяжелее.
— Бедняжка! — прошептал Шанс, невольно прислушиваясь к безутешным рыданиям.
— У вас найдется что-нибудь выпить? — спросил доктор Браун.
— Все, что хотите.
— Коньяк, если есть. Мне рюмку и такую же Анне. Я ей отнесу через пару минут.
Шанс подошел к бару и до краев наполнил коньяком первые попавшиеся ему на глаза бокалы для шампанского. Он протянул один Джералду,
— Надо же было, чтобы судьба уготовила бедняжке такой удар! — воскликнул он, кивая в сторону соседней комнаты.— Даже мне не доводилось присутствовать при таком зрелище. Представьте себе, она была одна, когда разбилась несчастная старушка, которую она так любила, разбилась на ее глазах... И в тот самый момент, когда я вышел проверить, не приехали ли вы!
— Сигарету? — предложил Шанс, протягивая пачку.
— Охотно!
Реки Джералда так сильно дрожали, что Шансу пришлось зажечь зажигалку и дать ему прикурить.
— А сейчас нам надо многое сказать друг другу, времени у нас мало. Капитан Полхэм, показавшийся мне порядочным человеком, обещал немного задержать внизу Джефа. Я ему рассказал все, так было надо. Миссис Тауэрс приехала ко мне ради Джефа... Я подумал, раз вы с Анной пришли сюда, значит, у вас для меня были новости о Джефе.
— Вы правы,— сказал Джералд, садясь на диван. У него тоже был совершенно убитый вид.
— Мне удалось встретиться с единственным живым членом семьи Хандлеев. Он утверждает, что говорить о наследственном безумии в этой семье — нелепо.
— Мне тоже повезло. Я спросил моего друга Теда Гивена, нейрохирурга из военного госпиталя в Вашингтоне, не может ли он меня свести с военным врачом, который был знаком с Рексом Хандлеем. Я знал, что он находился на Ближнем Востоке во время последней войны. Трудно поверить, но бывают же такие совпадения — этим врачом оказался сам Тед Гивен.
— Что он рассказал?
— Рекс Хандлей был исключительно здоровым и здравомыслящим человеком, его очень любили товарищи за веселый нрав и остроумие. И добавил кое-какие детали.
— Какие именно?
— Он был очень красив, прекрасно сложен. Как раз перед тем, как жениться на Люси, проходил специальную комиссию. Рекс не нарушал никаких правил, и раз уж такая проверка требовалась, он ее прошел. Здоровье у него было богатырское. В известной степени он был идеалистом, во всяком случае, если ему говорили, что то или иное дело надо совершить в интересах демократии, он забывал об осторожности и действовал очертя голову. Он был храбр до безрассудства. Впрочем, Гивен все это говорил как врач. В отношении Люси он сказал, что «Рекс по ней сходил с ума». Что касается моральных качеств, то тут Рекс тоже получил самую высокую оценку.
— Известно, как он погиб?
Джералд поднял глаза:
— Может быть, тут в какой-то мере Люси права. Обстоятельства гибели Рекса восстановлены на основании рапорта одного из пилотов его эскадрильи. Известно, что он вступил в бой с семью истребителями
храбрости, воинской доблести и выполнения гражданского долга. Он вступил в неравный бой и сделал все, чтобы остаться в живых.
Шанс выпил коньяк.
— Как мы и предполагали, история, рассказанная Люси, просто клубок самой беспардонной клеветы.
— Весьма искусно преподнесенной.
Джералд опустил бокал.
— Именно это вы мне хотели рассказать? Ради этого приехали?
— Да.
— А когда?
— В самом начале одиннадцатого.
Джералд протянул бокал, и Шанс его снова наполнил.
— Мы были недалеко,— продолжал Браун,— обедали у Сарди, так что мне было все равно, зайти к вам или позвонить. Дверь не была заперта, мы поднялись наверх и позвонили.
— Хемингуэй клянется, что она была заперта.
— Хемингуэй?
— Лей Кинг, ночной сторож. Иначе — Хемингуэй.
— Возможно, он ее и запер, но мы-то ее видели уже распахнутой настежь.
— Где находился лифт?
— Наверху. Мы его не вызывали, так как решили, что раз вы не ответили на звонок, значит, вас нет дома, вы ушли куда-то недалеко, иначе бы закрыли входную дверь. Дверь в театральный зал тоже была распахнута, мы вошли туда. Зал освещался слабо, на сцене все под чехлами, без обычной парадности. Мы почувствовали, что проникаем в «тайны жрецов сцены», уселись в третьем или четвертом ряду партера. У нас было о чем поговорить. До этого мы все думали о Джеффри, пора уже было подумать и о себе.
Слегка засмеявшись, доктор Браун продолжал:
— Вероятно, мы очень увлеклись беседой, потому что я не заметил, как прошло много времени. Я подумал, не вернулись ли вы домой, поцеловал Анну и пошел еще раз позвонить в вашу квартиру. Я закурил сигарету, но тут до меня донесся из зала страшный грохот от падения чего-то тяжелого. Сомневаюсь, чтобы миссис Тауэрс весила более пятидесяти килограммов, но шум был невероятный. И сразу же раздался вопль Анны.
Джералд снова отпил коньяк.
— Естественно, я бросился назад в театр, но дверь захлопнулась, и я никак не мог попасть в зал. На какую-то долю секунды меня охватила паника, мне показалось, что я больше никогда не увижу Анну. Я тоже закричал и принялся колотить кулаками в дверь, которая внезапно и без всякого труда открылась. Пробегая через зал, я увидел, как на сцену выскочил бородач, а впереди лежала какая-то бесформенная масса. Сознаюсь, что я думал только об Анне, ее дикие вопли не ослабевали.
Рассказ доктора Брауна совпадал с показаниями Хемингуэя.