Смерть Вазир-Мухтара
Шрифт:
Он качался в креслах.
— Согласен, — сказал Сашка равнодушно.
— Спасибо. Скажите, пожалуйста, Александр Дмитриевич, — покачивался Грибоедов, — сегодня были у вас гости?
— Сидят, — сказал Сашка.
— Кто же, Александр Дмитриевич, у вас в гостях?
— Цари.
Кресла остановились. Грибоедов серьезно смотрел на Сашку.
— Как цари? — произнес он медленно.
— Да-с, — спокойно ответил Сашка, — царевнины сыновья, царевичи.
— Какие царевичи? — спросил, оторопев наконец, Грибоедов. — Что ты врешь!
— Царевичи нам приходятся соседи, — ответил отрывисто Сашка, —
— Ну и что же конюх?
— Ихний знакомый.
— Как кучер Иван? Тот, который нас по городу вез?
— Нет, он наши чемоданы привез, то другой, Амлих, нас по городу вез.
— Но откуда ж он?
— Амлих?
— Да почем я знаю, как его зовут? Ты ж сказал Иван.
— Нас по городу Амлих вез, а не Иван. Иван состоит при лошадях, он называется багажный.
— Ну багажный, багажный… Кто же этот багажный?
— Кучер Иван является майорский сын, а Амлих является…
— Что ты, смеешься, каналья?
— Смеху моего здесь нет. Вчера Иван принимали даже депутацию.
— Де-пу-та-цию?
— От ихних крепостных мужиков. Конечно, грузинских. Пришли довольно бедно одетые, если можно сказать, рваные, и говорят, что им есть нечего. Обедняли здесь очень.
Грибоедов сидел как потерянный.
— Убирайся, — вдруг замахал он руками на Сашку и только вдогонку крикнул: — Ты ж книжку из чемодана моего стащил, так что ж, эти цари твои по-русски понимают? Черт!
Сашка усмехнулся не без самодовольства.
— Один понимает, но понятие у него, конечно, другое.
Грибоедов уже не поминал про мундир. Он зашагал по комнате.
Сашка был враль непостижимый, роскошный и фантастический. Он врал даже тогда, когда, казалось, и соврать было трудно. У него было воображение. Однажды он сказал как-то сквозь зубы Грибоедову, что время придет и тогда он докажет еще, кто он такой.
— А ты как полагаешь, кто ты такой? — спросил его тогда Грибоедов.
— Да уж такой, — уклонился Сашка. И вдруг сказал — Из графов. Графов мне фамилия. Потом уж только Грибовым звать стали.
И Грибоедов долго тогда смеялся, а потом как-то раз задумался. Самая Сашкина фамилия: Грибов, до странности похожая на его собственную, и то, что его тоже звали Александром, поразило его. Ведь и Трубецкой своего сына от какой-то шведки назвал когда-то: Бецкий, и Румянцев назвал приблудного сына: Мянцев. Это было в обычае. Может, и папенька ему последовал.
Так и теперь. Сашка, разумеется, врал, и врал безбожно. И про депутацию от каких-то мужиков, и, вероятно, про кучера Ивана, да уж заодно и про «царей». «Кумовья». И все-таки Грибоедов оторопелый зашагал по комнате. «Обедняли здесь очень». Поди разберись. Роман Фаддея, Сашка, кучер Иван, депутация, цари. Шахразада, «Тысяча и одна ночь». Каков, однако же, Кавказ! И как быстро идет это нисхождение аристокрации туземной!
11
В самом деле, что же такое Кавказ? Елисавет Петровна сидела таким образом:
Сидит и ноги простирает На степь, где хинов отделяет Пространная стена от нас. ВеселыйТак описал ее Ломоносов.
В такой неудобной позе сидела Елисавет Петровна. Трудно было ей, простирая ноги на степь и возлегши локтем на Кавказ, еще обращать свой веселый взор и при этом вести исчисления довольства. В особенности трудно было вести исчисления потому, что хотя Дербент, врата Каспия, и был взят Петром в 1722 году, но потом его отняла Персия, а улиц женского пола и младенцев, сменивших Петра, были другие заботы.
Персия была в музыкальном смысле клавиша, а Кавказ — струна. Как ударяла клавиша, так и отдавалась струна. И Дербент отпал, и локти Елисавет Петровна убрала с Кавказа. Исчислять довольства на Кавказе она просто не могла.
При Екатерине испытал это довольство адмирал Марко Войнович. Ага-Мохамед, шах персидский, вежливо пригласил его на праздник и посадил в оковы за исчисление довольства на южном берегу Каспия. В 1769 году Екатерина просила Коллегию иностранных дел прислать ей карту Кавказа поисправнее, потому что непонятно, где стоит город Тифлис: на одних картах — на Черном море, на других — на Каспийском, а на третьих — и вовсе среди земли. Она играла в лапки с евнухом, то он ее бил по рукам, то она пыталась, увернувшись, ударить его. А между их локтями лежал Кавказ.
Потом военною рукою безногого графа Зубова был покорен Дербент в 1796 году. И Зубова прозвали на Кавказе: Кизил-Аяг, Золотая Нога.
Тотчас же Державин дал в описании Кавказа довольно верное изображение альпийской страны:
Как серны, вниз склонив рога, Зрят в мгле спокойно под собою Рожденье молний и громов.И особенно удалась льдяному старцу картина альпийских льдов:
Там солнечны лучи, средь льдов, Средь вод играя, отражаясь, Великолепный кажут вид.Павел двинул два полка на Тифлис и в 1801 году объявил Грузию — Карталинию с Кахетией — присоединенной.
Хоть Дербент был взят, но Глазенапу пришлось его опять брать в 1806 году.
К Имеретии, Мингрелии и Гурии — с запада была расположена Блистательная Порта.
Пашалыки Ахалцыхский и Карский были собственность оттоманов.
Ханства Эриванское, Нахичеванское и Хойское лежали с юга рядом с Персией. А потом шли подозрительные султаниаты и ханства, не то персидские, не то турецкие, не то ничьи.
У Александра Павловича было трудное занятие: он соблюдал европейское равновесие. Жонглировать Францией, стоя на плечах Австрии, да еще ходить одновременно с ними по канату было ремеслом трудным и неблагодарным. Ни о каком Кавказе, ни о каких персидских происках Александр и слушать не хотел, он был директор и главный жонглер Европы и непременно на азиатских делах уронил бы Францию, а его уронила бы Австрия. От Ермолова он отмахивался, как от наездника, не вовремя выехавшего на арену.
Кто там жил на Кавказе? Кто обитал?