Смерть внезапна и страшна

Перри Энн

Уильям кивнул, не желая перебивать ее.

– Наверное, так, – задумчиво сказала Флоренс. – Я ничего не знаю о прошлом Эстер, но доверяю ей после того, как мы ночь за ночью помогали солдатам и их женам. Добывали для них еду, одеяла… уговаривали начальство выделить нам побольше места, чтобы постели не стояли бок о бок. – Она странным образом не то засмеялась, не то кашлянула. – Эстер так сердилась! Я всегда знала: если нас ждет бой, эта девушка будет возле меня. Она никогда не отступала, никогда не льстила, никогда не лицемерила. Я знала ее отвагу. – Мисс Найтингейл передернула плечами. – Она ненавидела крыс, а они там сновали повсюду. Даже лазали по стенам и падали с них,

как гнилые сливы с дерева. Я никогда не забуду тот звук, с которым они плюхаются на пол. И я видела ее жалость, но не бесполезную, не слезливую. Это скорее была долгая боль, не утихающая, пока больно другому человеку. Она умела приносить облегчение людям. Если ты пережил с человеком такие тяжелые времена, то всегда ощущаешь к нему особое чувство. Прошу вас, напомните ей обо мне!

– Так я и сделаю, – пообещал Монк.

Он поднялся на ноги, вдруг осознав, что прошло уже много времени. Уильям знал, что мисс Найтингейл уделила ему короткий свободный момент между встречами. Ее внимания ждали попечители госпиталей, архитекторы, медики и прочие. После возвращения из Крыма она никогда не переставала работать над реформами, страстно пытаясь воплотить в жизнь свои идеи.

– К кому же вы обратитесь теперь? – спросила она, прощаясь. Ей не было нужды пояснять, о чем она говорит: эта женщина знала цену словам.

– К полиции, – ответил сыщик. – У меня там остались друзья, которые сообщат мне результаты медицинского обследования, и, быть может, некоторые показания свидетелей. А потом я поговорю с ее коллегами по госпиталю. И если сумею добиться от них откровенности, мне, думаю, удастся выяснить многое.

– Понимаю. Да сопутствует вам Господь, мистер Монк! Вы боретесь не просто за правосудие. Если женщин, подобных Пруденс Бэрримор, начнут убивать прямо за работой, все мы станем беднее. И не только сегодня, но и в будущем.

– Я не сдамся, сударыня, – суровым голосом пообещал Уильям, не только чтобы доказать свою решимость, но и потому, что действительно чувствовал страстное стремление отыскать преступника, оборвавшего подобную жизнь. – Этот негодяй еще оплачет день своего преступления, обещаю вам. До свидания, сударыня.

– До свидания, мистер Монк.

Глава 5

Дело Пруденс Бэрримор ничем не могло порадовать Джона Ивэна. Горько было думать о том, что погибла женщина – молодая и наделенная такой жизненной силой. Смущали Ивэна и прочие обстоятельства: ему не нравилась больница. Ее запахи застревали в горле, не позволяя забыть о боли и страхе, что обитали здесь. По коридорам сновали хирурги в окровавленных одеждах, сиделки носили груды грязных повязок и бинтов, то и дело ударяла в нос вонь от ведер с испражнениями.

Но глубже всего ранило другое. Сержант Ивэн понимал, что расследование идет совершенно не так и что он должен исправить дело. Джон был недоволен, когда Уильяма Монка вынудили уйти в отставку после событий в деле Мюидора. Этому тогда немало способствовала позиция, занятая Ранкорном. Впрочем, с тех пор Ивэн успел привыкнуть к Дживису, хотя и не любил этого человека, не способного, подобно Монку, предоставить повод для восхищения. Но довольно было и того, что этот полицейский был человеком компетентным и достопочтенным.

Однако для нынешнего дела Дживис был мелковат – по крайней мере так полагал Ивэн. Медицинские свидетельства складывались в достаточно ясную картину. Нападение было совершено спереди, причем Пруденс Бэрримор задушили руками, не прибегая к удавке. Подобные предметы оставляют характерные отметины, а синяки на горле убитой соответствовали пальцам дюжего

человека среднего роста. Убийство мог совершить любой, кто был в это время в госпитале, куда с улицы можно было войти без особых сложностей. Доктора, сестры и ассистенты приходили и уходили, не отчитываясь ни перед кем, так что заметить чужого было трудно. В конце концов, даже вид забрызганного кровью человека не вызвал бы в госпитале особых тревог: его бы приняли за хирурга.

Инспектор Дживис начал с допроса сиделок. Ивэн решил, что он поступил так именно потому, что ему было легче общаться с людьми из нижних слоев общества, чем с врачами и хирургами, потому как люди, стоявшие выше Дживиса по образованию и положению, смущали его. Оказалось, что все опрошенные не смогли четко заявить, где и в какой компании находились – с другими сестрами или с пациентами – в тот короткий промежуток времени, разделяющий моменты, когда Пруденс Бэрримор в последний раз видели живой и когда доктор Кристиан Бек обнаружил ее тело в желобе. В результате Дживис был вынужден забросить свою сеть пошире. Он обратился к казначею, напыщенному человеку в высоком крылатом воротнике, казавшемся слишком высоким и тугим для него, и потому постоянно крутившему шеей и вытягивавшему вперед подбородок, словно бы стремясь избавиться от докучливого ошейника. Однако казначей никогда не приходил на службу настолько рано и мог доказать, что во время несчастья находился еще дома или же в крайнем случае в экипаже, ехавшем по Грейс-Инн-роуд.

Лицо Дживиса после этого допроса напряглось.

– Ну, мистер Ивэн, нам придется опросить пациентов. Если мы не найдем убийцу среди них, тогда обратимся к докторам. – С этими словами инспектор чуть расслабился. – Конечно, остается возможность, что преступление совершил кто-нибудь пришедший извне… скажем, ее знакомый. Придется более пристально изучить ее характер…

– Вы говорите об убитой, как о домашней прислуге. А она ею не была! – едко заметил Джон.

– Действительно, – согласился Дживис. – Женщину с репутацией, которой пользуются сиделки, едва ли взяли бы в порядочный дом! – На лице его проступило весьма слабое подобие улыбки.

– Женщины, что служили в Крыму сестрами милосердия вместе с мисс Найтингейл, были истинными леди! – Ивэн испытывал обиду не только за Пруденс Бэрримор и Эстер, но и, к собственному удивлению, за саму Флоренс Найтингейл. Человек опытный и познавший этот мир, сержант терпеть не мог глупостей вроде преклонения перед героями, но вместе с тем он, на удивление, живо ощущал признательность, думая о «леди с лампой»… Обо всем, что она отдавала людям, мучившимся и умиравшим вдали от дома. Его сердило, что Дживис не понимает этого. С легкой усмешкой Джон представил себе, что сказал бы обо всем этом Монк – он словно слышал в уме саркастический голос своего бывшего начальника. «Ивэн, вы истинный сын священника! Верите всякой благородной истории и населяете городские улицы ангелами. Вам следовало принять сан, следуя примеру отца!»

– Что это вы размечтались? – прервал его размышления Дживис. – И, кстати, откуда эта улыбка? Или вы подметили что-то, ускользнувшее от меня?

– Нет, сэр! – Джон вернулся к действительности. – А что вы думаете о совете попечителей? Мы могли бы встретиться здесь кое с кем и выяснить, не было ли среди них знакомых убитой… в той или иной форме.

Лицо инспектора вытянулось.

– Что это еще за «в той или иной форме»? Попечители госпиталей не заводят интрижек с сестрами милосердия! – На его губах словно застыло неприятие самой этой идеи вместе с неодобрением, которого явно заслуживал Ивэн, предлагавший подобные непристойности.