Смерть за наследство
Шрифт:
Начались у Тони головные боли, давление стало подниматься… После ноябрьских праздников легла она в больницу на обследование, а на Рождество ее уже похоронили. Неоперабельный рак – за два месяца сгорела. Виктор Петрович тяжело переживал смерть жены – больше тридцати лет вместе прожили, что называется, вросли друг в друга. Только внучкой и спасался: с уроками помогал, книжки читал, в бассейн водил. Даже в гости к немногочисленным приятелям, куда всегда с Тоней приходил, Леночку с собой брал. Любовался внучкой, радовался: умненькая растет, послушная, хорошенькая, как куколка! Уже мечтал, как она в вуз поступит, прикидывал, какую девочке профессию выбрать… Маришка, вон, настояла в свое время на политехническом – программисты, дескать, всегда на хлеб с маслом заработают, и что? Нет, зарабатывает она действительно неплохо, но и пахать приходится
Виктор Петрович поднялся на второй этаж, заглянул в гостиную. Там был только Андрей – он уютно устроился в большом мягком кресле, на коленях планшет, в руке большая чашка кофе.
– Марина прилегла, – торопливо сообщил зять, не дожидаясь вопроса. – Сначала просто лежала, потом задремала. А я вот тут… – Он неловко приподнял чашку. – Хотите кофе?
Виктор Петрович молча отрицательно качнул головой и на цыпочках подошел к спальне, приоткрыл дверь и заглянул. Марина действительно спала, уткнувшись носом в большого голубого зайца, – когда Леночке было пять лет, это была ее любимая игрушка, хотя, по мнению Виктора Петровича, выглядел плюшевый зверь просто кошмарно. Конечно, Леночка давно с зайцем не играла, но и выбросить или подарить кому-нибудь жутковатую зверушку категорически отказывалась. Вот и таскали это голубое чучело по всем диванам в доме в качестве подушки.
Виктор Петрович тихонько прикрыл дверь и снова обернулся к зятю:
– Ты ей лекарство дал?
– Две таблетки. – Андрей указал на журнальный столик, на котором лежал наполовину распотрошенный блистер и стоял стакан с водой. – И капли. Много с вас эта ненормальная гадалка содрала?
– Ничего. – Виктору Петровичу почему-то не хотелось говорить Андрею про розу. – И она вовсе не ненормальная.
– А какая же еще? С Мариной говорить вообще не стала, выставила нас, на меня смотрела, как будто я ей сто долларов должен. Зачем только Марина эту Асю Семеновну послушалась? Старая дура! Не надо было и ходить. Только время и деньги потратили… – Он осекся, заметив, что Виктор Петрович слегка поморщился. Неожиданно Андрей с не свойственной ему проницательностью спросил: – Она не просто так сказала вам остаться, не только, чтобы вы заплатили? Она вам еще что-то сказала?
Виктор Петрович хмуро посмотрел на зятя, тяжело опустился на диван и отвел взгляд в сторону. Не нравился ему Андрей, никогда не нравился, только из-за дочери и терпел в своем доме этакого чижика. Но даже такому – как сказать ему, что Леночки нет в живых? Сердце-то у него есть, отец все-таки.
– Сейчас я коньячку, – неправильно понял его Андрей (Виктор Петрович и не заметил, что уставился на дверку бара) и выскочил из кресла, словно его подбросило. Он ловко откупорил бутылочку армянского – Виктор Петрович по старой памяти предпочитал его, – плеснул в снифтеры и с неприятно угодливым поклоном подал один тестю. Только потом взял второй, вернулся в кресло и выжидательно уставился на Алейникова.
Тот неторопливо покрутил снифтер, взболтнув янтарную жидкость, посмотрел, как она стекает по тонким стенкам. Понюхал, но запаха не почувствовал. Сделал глоток, но вкуса тоже не было, словно воды хлебнул.
– Сказала… сказала, что Леночки нет в живых.
Андрей замер. Несколько секунд он молчал, потом выдохнул:
– Неправда! – Он вскочил и сделал шаг к Виктору Петровичу. – Нет! Леночка жива, я знаю! А эта ваша чокнутая гадалка, она врет, просто врет! – Андрей взмахнул рукой, не замечая, что расплескивает коньяк. – Лена жива, вы слышите?! Жива!
– Еще она сказала, что Марина на грани нервного срыва, – Виктор Петрович словно и не заметил вспышки зятя, – и ее срочно к врачу надо.
Андрей еще пару секунд постоял, потом одним махом влил в себя остатки коньяка. Сделал глубокий вдох, и, наконец, взяв себя в руки, растянул губы в натужной улыбке.
– Может быть, она не такая уж идиотка, эта гадалка. Я, честно говоря, уже и сам думал, только не знал, как с Мариной об этом
– Не психолог, – перебил его Виктор Петрович, – психиатр. Она сказала, что Маришке нужен хороший, опытный психиатр, – и зачем-то повторил слова Лизы: – У нее вся аура в клочья.
Он выпил до дна и отставил пустой снифтер в сторону, на столик. Какой смысл пить, если ничего не чувствуешь? Только коньяк переводить.
– Насчет ауры я не знаю, – мрачно качнул головой Андрей. – Но вот так, сразу, психиатр? Это же клеймо на всю жизнь можно получить – думаете, Марина вас поблагодарит? А если он, не дай бог, в психбольницу ее законопатит? Что мы тогда будем делать?
– А если Маришке действительно именно сейчас нужна помощь?
– Ну-у… Я думаю, все-таки сначала имеет смысл поговорить с… м-м-м… с нашим психологом. Марина, конечно, не работает у нас, но я уверен, Людмила Вадимовна не откажет, тем более вам. Можно договориться, что она к нам домой придет, вроде как в гости, поддержать в трудной ситуации. Поговорит с Мариной, посмотрит на нее, выскажет профессиональное мнение… а тогда уж будем решать.
– Договаривайся. – Виктор Петрович встал с дивана и снова подошел к дверям спальни. Открывать не стал, только прислушался – там царила тишина. Ну и ладно, пусть дочка спит. Как это говорят: сон – лучшее лекарство. Увы, сейчас сон для Марины – никакое не лекарство. Просто небольшая передышка, немного покоя измученной душе, изорванной в клочья ауре.
Он вышел из комнаты, не обращая больше внимания на зятя, который, кажется, еще пытался что-то бормотать про дуру-гадалку и про неоспоримые достоинства банковского психолога. Пусть. Пусть зовет этого прекрасного специалиста, раз считает, что так будет лучше, пусть. Но он, как отец Маришки, тоже имеет право позаботиться о дочери. Более того, обязан это сделать! Значит, он и должен найти этого «хорошего опытного психиатра»! Не может же быть такого, что во всем городе не найдется ни одного человека, который сможет дать подсказку!
Андрей смотрел на закрывшуюся за тестем дверь, и в душе поднималась горькая обида. Ну за что с ним вот так обращаются? Не дослушав человека, развернуться и молча уйти, это просто некрасиво, воспитанные люди так не делают! Хотя откуда там взяться воспитанию? Кадровый военный – это же диагноз! Солдафон, ему бы всех выстроить и заставить в ногу маршировать. Ну не служил Андрей в армии, и что теперь? Между прочим, это означает только то, что у него хватило ума поступить в институт, где военная кафедра имелась. И вовсе не говорит о бесхребетности, безволии и неумении себя поставить. Просто он, Андрей, хорошо воспитан, в отличие от некоторых. И на работе это, кстати, все ценят. И уважают его! Уважают не как зятя Алейникова, а как хорошего специалиста. И добился этого он сам, собственными усилиями! А вот дома… нет, про Мариночку речи нет, тут все нормально, и теща – царствие ей небесное, тоже к нему неплохо относилась. Не то чтобы одобряла выбор дочери, как все матери, она считала, что ее умница-красавица могла и получше что-нибудь найти: олигарха какого-нибудь, помоложе, сына президента или, на худой конец, космонавта… Но и против Андрея особо не возражала – довольна Марина, счастлива, и слава богу! А вот Виктор Петрович, как с первого дня губы скривил, так и смотрит на него, как на кошака приблудного. Вроде ладно, раз уж мои женщины тебя приютили, живи. Но если что не так, имей в виду, сразу тапкой по морде получишь. И получается, что вот он, взрослый мужчина, в собственном доме – непонятно кто. И так будет всегда, потому что дом этот – не собственный, а тестя. Хоть и вкладывается Андрей в него побольше того же Виктора Петровича. Газон косить, деревья подрезать, малину рассаживать – кто всем этим занимается? Да уж не Виктор Петрович ручки пачкает, можете быть уверены. В общем, как обычно: пахать – это Андрюша, а решения принимать – для этого другие люди есть. Нет, обидно, действительно обидно!
Зря все-таки он тогда повелся на Маринкины уговоры. Взяли бы ипотеку, ничего страшного, многие знакомые так сделали. Конечно, пришлось бы поскромнее жить, но у них ведь зарплаты совсем неплохие, даже с учетом выплат на хлебушек хватило бы, не только с маслом, а еще и с вареньем. Зато не сидел бы сейчас, как оплеванный, не смотрел бы тестю в рот, а сам все вопросы решал бы. Был бы хозяином в доме, в семье, сам себя уважал бы. А сейчас…
Андрей дотянулся до бутылки с коньяком, плеснул себе еще и, не смакуя, одним махом выпил.