Смерть за смерть. Кара грозных богов
Шрифт:
Воины тоже были, но немного, только на случай драки. Сход – дело непростое, не каждый знатный спорщик умеет словами умную мысль передать, некоторые и кулаками доказывать пытаются. Так что охрана лишней не бывает, коли разнимать придётся.
Полат закусил губу. Будь в этих рядах его белозёрцы, чувствовал бы себя уверенней. Но вокруг одна русь – ненавистные щиты с лютым кошачьим, приподнявшимся на задних лапах.
Солнце играло лучами не по-осеннему весело. День выдался сухим, безветренным, словно сами небожители благословили этот съезд. Полат не удержался от усмешки, вспомнив древнее поверье –
24
Горние– устар. «высшие, высокие».
За долгие годы в Белозере он разучился обращать взор на подобные мелочи. Правда за тем, кто сильней, а остальное – выдумки.
Вельмуд махнул рукой, призывая занять место среди прочих князей, и Полат поспешил к нему. Арбуй и телохранители двинулись за владыкой. Первому по праву высокого родства предназначалось сидеть подле своего князя, а воинам – стоять за его спиной, оберегая невесть от какой опасности.
Полат слегка поклонился и Вельмуду, и Валиту, и даже Рулаву. Выказал свою благосклонность и боярам. А для прочих остался непроницаем, как плотно сбитый частокол. Что со стражей-то церемониться?!
Собрание приветствовало молодого князя доброжелательно. Кланялись, не отрывая ладони от сердца. Арбуй оказался между Валитом и Полатом, с первым они понимающе переглянулись, но вопрос застрял в горле вепса, больно много лишних ушей.
– Его нет? – прошептал Полат, обернувшись к обоим.
Валит в ответ поднёс палец к устам.
Прежде новгородцы нарушили все законы гостеприимства, но со столом расстарались… Ранние соленья, каши и ягоды будили зверский голод даже в самом сытом боярине. Расторопные слуги подносили печёную, варёную и жареную дичь, лишь хмельное оставили на потом, на столах только квасы да кисели, потому как спор во хмелю – дело неблагодарное.
Заняв место за столом, первым делом отведал малинового киселя. Хвалить варево не стал – новгородцы и без того зазнались. С особым удовольствием отметил, что глядя на его спокойствие, новгородские бояре зеленеют и жмутся друг к дружке, будто воробышки в мороз.
Зато углядев среди алодьских свободное место, явно предназначенное для Олега, сам едва не сжался. Благо Рулав отвлёк, провозгласил зычно:
– Други! Раз все в сборе, пора поговорить о деле, для коего собрались!
В ответ согласно загудели. И хотя все знали, о чём пойдёт речь, утихли, едва поднялся старейший – верховода Валит.
Он, как известно, ещё светлого князя Гостомысла застал. Был одним из тех, кто от чуди согласился призвать следом и Рюрика. И первым из чудьских поклялся Гостомыслову внуку в верности. С тех пор много воды утекло. Из молодого и яростного Валит превратился в седовласого старца, но тем весомей его слово.
Его голос прогремел на всю округу. Кажется, даже стены детинца содрогнулись.
– Други! В скорбный год собрались мы в стольном граде. Пресветлый князь Рюрик покинул Этот свет, ушёл в Иной мир. Я был рядом, когда это случилось. Всё видел. И последние слова
Рюрик сказал: «Боги призывают меня к себе, я ухожу к престолу навьего владыки. Но вы остаётесь… Клянитесь же здесь, у смертного одра, что не измените начатому нами делу. Великому делу единения!»
Вельмуд, также бывший свидетелем последних слов великого князя, кивнул.
Бояре зашептались.
– Хорош завет…
– Да неужто мы! Да неужели не выполним?
– Сколько лет благодаря Рюрику в мире жили и спокойствии.
– Завет соблюсти надобно…
Валит перебил, вновь привлекая к себе взоры:
– Это не всё!
Полат содрогнулся – что ещё сказал отец? Вдруг Рюрик заподозрил неладное, вдруг поведал про то соратникам?! Но Валит был слишком спокоен, его уверенность обнадёжила. Когда чудьской верховода заговорил, Полат облегчённо выдохнул.
– Эти слова должен бы сказать князь Олег, да он отчего-то не прибыл на сход, коий сам и созывал! Посему говорю я. – Он помолчал, дожидаясь могильной тишины, прокашлялся. – Рюрик наказал князю Олегу быть наставником и советником его сыну. Стало быть, и нам должно принять сына Рюрикова, признать его власть и принести клятвы, кои прежде самому Рюрику давали!
Седобородый Валит отступил в сторону и низко поклонился Полату.
– Княже! Прими мою клятву и заверения в дружбе. Я, а за мной вся чудь, отныне и до скончания века подчиняемся твоему слову!
В этот раз бояре молчали. Только чудьские, пришедшие с Валитом, кивали так истово, что головы едва не оторвались.
– И Новгород? – выпалил удивлённый донельзя Рулав.
Его вопрос прорвал затянувшееся молчание. Сход загудел, как потревоженный осиный рой. Новгородцы недоумевали громче всех.
– Да как же из Белозера Новгородом править?
– И как биться вместе, коли все – и Новгород, и Руса, и Алодь – рядом, а Белозеро-то… не одним морем пройти нужно, чтобы добраться!
– А мурмане? Отчего мурман так обидели? Князь Олег…
Полат слушал удивлённые возгласы и скрежетал зубами. Бояре подтвердили давешние опасения: Полат в их глазах – мелкий князёк, и не более. И хуже всего, что виноват в том Рюрик!
Ведь мог подле себя оставить, в ближний город посадить – в ту же Алодь, к примеру, а отдал её в вено мурманке. Пусть бы и бояре, и дружины почаще князя Полата видели, чтобы знали, каков он. Но вместо этого отец приблизил мурманина Олега, а родного, причём старшего, сына заслал в далёкое Белозеро. Вот теперь сход и артачится, и жужжит злобно.
Полату пришлось встать и стукнуть кулаком по столу, призывая мужей к порядку. Нравится им или нет, а воля Рюрика высказана. Воля Рюрика превыше всего!
– Вельмуд! – воскликнул белозёрец, когда гомон поутих. – Сказанное Валитом – правда?
– Правда. Рюрик и впрямь велел своему сыну подчиняться впредь, – отозвался тот. – Но имени сына не называл.
– На кой называть имя, коли сын всего один? – встрепенулся Валит. – Младенчик Ингорь второй год как помер, вместе с матерью! А иных сынов у светлого князя не было. – И, не давая собранию опомниться, добавил: – Мне другое любопытно! Отчего князь Олег, коему поручено Полату помощь оказывать, на сход не явился? Неужто решил на завет Рюриков плюнуть? Или струхнул?