Смерть за стеклом
Шрифт:
Воггл воспользовался их растерянностью и с напором продолжал:
— Всякая структура характеризуется саморазложением.
— Ты о чем, парень? — пришел в себя Джаз. — Городишь какую-то муть.
— Централизованное планирование и ограничение рабочей инициативы ни к чему хорошему не ведут. Вспомните Советский Союз. Вспомните лондонскую подземку.
— Послушай, Воггл, — чувствовалось, что Лейла начала заводиться. — Нас здесь десять человек. Я хочу только одного: чтобы дом оставался чистым, а для этого нам надо по очереди о нем заботиться.
— Очень похоже, что я тебя возненавижу, — выразил всеобщее мнение Джаз.
— Если взять мироздание
— Ничего подобного!
— Любишь!
— Ничего подобного!
— Любишь!
Переубедить Воггла было невозможно.
День пятый
9.00 утра
Дервла сунула под футболку кусок мыла и потерла подмышки. Она только-только стала привыкать появляться в белье. А в первое утро чувствовала себя невероятно скованно, словно в школьном походе, когда приходилось раздеваться под одеялом. В противном случае миллионы телезрителей увидели бы ее обнаженное тело, а Дервле этого совершенно не хотелось. Она достаточно изучила подноготную телевидения и понимала, чего хотели продюсеры и режиссеры. И поэтому очень осторожно полезла под майку. Казалось бы, как просто небрежно сдвинуть бретельку. Но Дервла знала: за зеркалом стоит оператор — наблюдает и ждет. Одно неосторожное движение — и ее груди до скончания века будут гулять по Интернету.
Покончив с душем, Дервла принялась чистить зубы и в этот момент заметила на зеркале буквы. Сначала она решила, что их написал на запотевшем стекле тот, кто пользовался душевой до нее. Но вслед за первыми стали появляться другие, и девушка со страхом поняла, что их писали с обратной стороны зеркала.
Хотя пребывание в доме длилось всего четыре дня, у Дервлы возникло ощущение, что они тут — единственные оставшиеся на Земле люди. Что их запечатанный воздушный пузырек — все, что сохранилось от мира. И теперь, когда ей напомнили, что это не так, девушка почувствовала потрясение. В нескольких дюймах, за зеркалом, но в совершенно ином измерении, кто-то пытался с ней связаться.
На глазах у Дервлы сквозь пар на запотевшем стекле буква за буквой возникло слово:
— Т-с-с...
Его написали в самом низу зеркала над кранами раковины.
Затем появилось другое:
— Не таращься! — И девушка поняла, что стоит с округлившимися глазами, прикусив зубную щетку, и наблюдает, как появляются буквы.
Она быстро перевела взгляд на свое отражение, как и должно тем, кто старательно умывается, но через секунду опять скосила глаза.
— Ты мне нравишься, — сказало зеркало. — Я могу тебе помочь. А теперь — пока!
Короткая пауза и последние три буквы от загадочного анонима:
— XXX.
Дервла поспешно дочистила зубы, завернулась в полотенце, сняла с себя мокрые трусики и майку, быстро переоделась в сухое и вышла во внутренний дворик. Ей требовалось подумать. Она никак не могла решить: разозлило ее или нет неожиданное предложение. В итоге Дервла заключила, что немного разозлило. Хотя незнакомец (она была уверена, что это мужчина) выделил ее из других. Он решил использовать свою власть, чтобы вторгнуться в ее мир. От этого ей стало не по себе. Каковы его мотивы? Запал на нее? Получает кайф оттого, что пялится? Иначе зачем ему рисковать работой? Или дурачится ради смеха? Может, поехала крыша и он решил, что сумеет заправлять «Любопытным Томом»?
Логично. Может быть, его уже наняла какая-нибудь газета? Журналисты постоянно пытались сбрасывать листовки и засылать в дом парашютистов и планеристов. Не исключено, что им удалось подкупить оператора. Но тут же возникла другая мысль: а что, если тот человек не друг, а, наоборот, провокатор? Что, если он пытается сбить ее с толку, чтобы она нарушила правила? Ловушка газетчиков или жало самого «Любопытного Тома»? Если так, подвергались ли другие такому же испытанию?
Дервла представила, как ее обзывают обманщицей и задушевный голос диктора вещает миру о ее бесчестье. Так и слышались слова: «Мы подвергли участников программы одному и тому же испытанию: предложили не предусмотренный правилами канал общения с внешним миром. Только Дервла попалась в ловушку и решила пойти на обман...»
А дальше — позорное изгнание и, что еще хуже, вечный ярлык: «Неискренняя Дервла», «Подлая Дервла», «Нечестная Дервла».
Мысли разбегались. Девушка попыталась сосредоточиться.
Нет, «Любопытный Том» тут ни при чем. Такое поведение слишком аморально, может, даже граничит с преступлением. Если уважаемая телекомпания позволит себе нечто подобное, она лишится всякого доверия. Значит, это не «Том».
Пресса? Тоже ничего страшного. До сих пор она не нарушала правил и будет осторожной и впредь. Кроме того, если газета подкупила оператора, редакция не сумеет опубликовать материал, не раскрыв источника. Значит, решится на огласку не теперь, а позднее. Дервла поняла, что у нее есть время понаблюдать, как будет развиваться ситуация. Кто знает, может, окажется, что это человек, который положил на нее глаз и желает ей победы. В таком случае она получит фору. Очень недурно иметь кое-какую информацию извне. Между прочим, сама она никого ни о чем не просила, и ее нельзя обвинить в бесчестности. Что же теперь, и в зеркало не смотреться?
День тридцать второй
4.20 вечера
Одну из стен в комнате, где расположилась группа, ведущая расследование, стали называть картой. На нее Триша прикрепила фотографии всех десяти «арестантов» и соединила их множеством пересекающихся лент, которые надежно прикнопила к пластику. На этих лентах она и ее коллеги писали короткие оценочные фразы: «Симпатизирует», «Недолюбливает», «Поссорились из-за сыра», «Подолгу сидит в туалете».
Хупер попытался воспроизвести эту карту в компьютере — использовал фотосканер и потратил немыслимое число гигабайт программы для работы с трехмерной графикой, но потерпел неудачу: на экране постоянно появлялась бомбочка и предлагала перезагрузить машину. Сержант плюнул и вернулся к булавкам и кнопкам, которыми пользовались все остальные.
Перед этой-то картой и застыл инспектор Колридж, мрачно изучая лица десяти подозреваемых и все более плотную паутину взаимоотношений «арестантов».
— Где-то здесь, — проговорил он, — в тесной сети разнородных связей таится мотив и катализатор преступления. — Инспектор словно бы обращался к уйме народа, но в комнате были только Хупер и Триша: все остальные давно отправились домой. А эти двое вместе с инспектором решили посвятить вечер обсуждению хиппующей Лейлы и актера по призванию Дэвида.