Смертельная белизна

Гэлбрейт Роберт

– Вот как, – озадаченно произнесла Робин, когда Страйк наконец-то ввел ее в курс дела. – Стало быть, нам предстоит… накопать всяких гадостей против Делии Уинн?

– Против ее муженька, – поправил Страйк, – но Чизуэлл предпочитает выражение «раздобыть козыри».

Потягивая сок, Робин молчала.

– Шантаж – занятие противозаконное, Робин, – сказал Страйк, верно прочитав ее выражение лица. – Найт хочет опустить Чизуэлла на сорок тонн, а Уинн хочет лишить его министерского кресла.

– А он, значит, хочет шантажировать

обоих, причем с нашей помощью?

– Мы копаем грязь изо дня в день, – резко ответил Страйк. – Не поздновато ли включать совесть?

Раздосадованный не столько ее позицией, сколько собственной вспыльчивостью, он сделал большой глоток. Теперь она жила с мужем в желанном доме с подъемными окнами, а он занимал две продуваемые ветром каморки, да и оттуда мог в любой момент вылететь по прихоти застройщика. Агентство впервые получило заказ, который обеспечивал полную занятость троим сотрудникам, и причем, надо думать, не на один месяц. Страйк не собирался извиняться за свое поспешное согласие. После нескольких лет каторжной работы он устал то и дело уходить в минус, когда поток заказов иссякал. Между тем у него были определенные планы в том, что касалось бизнеса, но для их достижения требовался более солидный банковский счет. Так или иначе, он почувствовал, что должен отстоять свою позицию.

– Мы – как адвокаты, Робин. Всегда на стороне клиента.

– Но ты же сам на днях отказал банкиру, который хотел выяснить, где его жена…

– Да, поскольку ежу было ясно, что муж ее не пощадит, когда разыщет.

– Ну допустим, – с вызовом сказала Робин, – а что, если им известно про Чизуэлла нечто такое…

Она не договорила: долговязый мужчина, увлеченный разговором с коллегой, наткнулся на кресло Робин и та, чуть не ударившись носом о стол, разлила апельсиновый сок.

– Эй! – рявкнул Страйк; Робин пыталась отряхнуть мгновенно промокшее платье. – А извиниться?

– Вот незадача, – протянул незнакомец, разглядывая облившуюся соком Робин; на них стали оборачиваться другие посетители. – Разве это из-за меня?

– А из-за кого же еще, черт побери? – Страйк поднялся и уже обходил стол. – Не слышу извинений!

– Корморан! – попыталась урезонить его Робин.

– Ну ладно, извиняюсь, – проговорил долговязый, как будто делая большое одолжение, но, когда он оценил габариты Страйка, его раскаяние стало, похоже, более искренним. – Приношу вам самые…

– Вон отсюда! – прорычал Страйк и обратился к Робин: – Садись на мое место. Если здесь появится еще одно такое мурло, пусть наткнется на меня.

Отчасти смущенная, отчасти растроганная, она взяла намокшую сумку и сделала, как ей было сказано. Страйк отошел и принес для нее ком бумажных салфеток.

– Спасибо.

Ей было трудно удерживать наступательную позицию, когда он добровольно уселся на мокрый стул, чтобы избавить ее от неудобств. Вытирая сок, Робин подалась вперед и тихо заговорила:

– Знаешь,

что меня больше всего тревожит? Рассказ Билли.

Тонкое хлопковое платье липло к телу; Страйк прилагал немало усилий, чтобы смотреть ей только в глаза.

– В этой связи я задал вопрос Чизуэллу.

– Правда?

– Естественно. Неужели я бы смолчал, услышав, что его шантажирует брат Билли?

– И что он?

– Сказал, что на его совести смертей нет, а за незапланированные последствия никто ответственности не несет.

– И как это понимать?

– Об этом я тоже спросил. И он привел гипотетический пример: дескать, взрослый человек выронил мятную пастилку, а затем ее подобрал какой-то ребенок и подавился.

– Что-что?!

– Я знаю не больше твоего. Билли, вероятно, не перезванивал?

Робин помотала головой.

– Понимаешь, очень может быть, что Билли одержим бредовыми идеями, – сказал Страйк. – Когда я передал Чизуэллу суть этого рассказа, в его манере не отразилось ни раскаяния, ни страха.

С этими словами он вдруг вспомнил, что по лицу Чизуэлла пробежала какая-то тень – как будто эта история ему знакома.

– Так чем же злодеи шантажируют Чизуэлла? – не поняла Робин.

– Ума не приложу, хоть убей, – ответил Страйк. – Он говорит, что те события произошли шесть лет назад, но это не вяжется с рассказом Билли, потому что шесть лет назад тот был уже взрослым парнем. Чизуэлл обмолвился, что кое-кто счел бы его действия аморальными, хотя ничего противозаконного он не совершал. Вроде бы подразумевалось, что на тот момент его поступки не противоречили закону, хотя в настоящее время выходят за рамки допустимого.

Страйк подавил зевок. От жары и пива его клонило в сон. А вечером он обещал быть у Лорелеи.

– Значит, ты ему веришь? – заключила Робин.

– Верю ли я Чизуэллу? – Глядя через плечо Робин в обильно украшенное гравировкой зеркало, Страйк начал рассуждать вслух: – Готов поспорить, что сегодня он был со мной честен – просто от отчаяния. Но можно ли ему доверять? Думаю, не более чем первому встречному.

– То есть он вызвал у тебя неприязнь? – спросила Робин. – Я тут о нем почитала.

– И?

– Ратует за казнь через повешение, за антииммиграционную политику, голосовал против увеличения отпуска по беременности и родам…

Не заметив беглого взгляда Страйка, скользнувшего по ее облепленной платьем фигуре, она продолжала:

– …разглагольствует о семейных ценностях, а сам ушел от жены к какой-то журналистке…

– Короче, в собутыльники я бы такого не выбрал, но он заслуживает сочувствия. Одного сына потерял, второй недавно убил женщину…

– Вот, пожалуйста, – перебила Робин. – Требует всех мелких нарушителей закона упечь за решетку и выкинуть ключ, а когда его сынок сбивает молодую мать, нажимает на все рычаги, чтобы тому дали минималь…