Смертельная белизна
Шрифт:
– А как же, – ответил Страйк. – Фредди явно был его любимчиком, но родительскому сердцу не прикажешь.
– Что ты имеешь в виду?
– Фредди Чизуэлл был редкостным подонком. Я расследовал немало подобных дел, но никогда столько народу не интересовалось, отчего наступила смерть и не получил ли офицер пулю в спину от своих.
Робин это потрясло.
– «De mortuis nil nisi bonum»? [14] – спросил ее Страйк.
За время их совместной работы Робин нахваталась от него латинских изречений.
14
«О
– Ну, знаешь, – тихо проговорила она, впервые найдя у себя в душе крупицу жалости к Джасперу Чизуэллу, – от отца нельзя ждать осуждения сына.
Расстались они в конце улицы. Робин отправилась покупать контактные линзы, а Страйк пошел к метро.
После разговора с Робин на него нахлынула непривычная радость: при обсуждении этого непростого дела на поверхности вдруг показались знакомые контуры их дружбы. Ему было приятно, что она с энтузиазмом отнеслась к перспективе проникнуть в палату общин; радовало и то, что этот план исходил от него. Даже настороженное отношение Робин к его предположениям насчет истории Чизуэлла грело Страйку душу.
Перед входом в вестибюль станции метро Страйк резко повернул в сторону, чем вызвал гнев раздражительного делового человека, следовавшего за ним почти вплотную. Тот едва избежал столкновения, злобно поцокал языком и вошел в вестибюль, а Страйк невозмутимо прислонился к нагретой солнцем стене и, чувствуя, как тепло проникает сквозь пиджак, стал звонить инспектору уголовной полиции Эрику Уордлу.
Вводя Робин в курс дела, Страйк не покривил душой. Он действительно не верил, что Чизуэлл задушил какого-то ребенка, но все же на содержание рассказа Билли тот отреагировал как-то странно. Благодаря откровениям министра о семье Найт, проживавшей вблизи его фамильного особняка, Страйк теперь удостоверился, что детство Билли прошло в Оксфордшире. В качестве первого логического шага к прояснению будоражившей его истории с розовым одеялом требовалось установить, не было ли зафиксировано в том районе случаев бесследного исчезновения детей два десятилетия назад.
11
И давай заглушим все воспоминания свободой, радостью, страстью!
Лорелея Бивен проживала в эклектично обставленной квартире над своим процветающим магазином винтажной одежды в Кэмдене. Страйк объявился у нее в половине седьмого вечера с бутылкой пино-нуар в одной руке и с прижатым к уху мобильником в другой. Открыв дверь, Лорелея добродушно улыбнулась при виде знакомой картины его телефонных переговоров, поцеловала в губы, забрала вино и вернулась на кухню, откуда доносился вожделенный аромат пад-тая [15] .
15
Пад-тай – популярное блюдо тайской кухни из обжаренной рисовой вермишели с овощами и ароматным соусом.
– …ну или попробуй внедриться в ОТПОР. – Дав указания Барклаю, Страйк закрыл за собой входную дверь и прошел в гостиную, где висела внушительная репродукция с картины Уорхола – многократно повторенное изображение Элизабет Тейлор. – Я пришлю тебе все, что удалось накопать на Джимми. Он трется в нескольких компашках. Работает или нет – понятия не имею. Ошивается в «Белой лошади», это в Ист-Хэме [16] . Фанат «Хэммеров», судя по всему.
– Это еще не
16
Лондонский район Ист-Хэм считается раем для мошенников.
– Не вздумай скрывать, что ты прошел армию, – напомнил ему Страйк, опускаясь в кресло и закидывая ногу на удобный квадратный пуф. – У тебя стройбат на лбу написан.
– Не вопрос, – отозвался Барклай. – Прикинусь типа дурачком, который не втыкает, куда вписался. Левацкие группировки всегда на такую хрень ведутся. Вот и пускай возьмут меня под крыло.
Ухмыльнувшись, Страйк достал из кармана сигареты. Если на первых порах его и одолевали сомнения, то теперь он склонялся к тому, что сделал правильный выбор, когда привлек к работе Барклая.
– Лады, только не гони лошадей, пока я не дам отмашку. Скорее всего, обозначусь в воскресенье.
Не успел он положить трубку, как Лорелея принесла ему бокал красного вина.
– Помочь там? – спросил Страйк, не шелохнувшись.
– Не надо, отдыхай. Почти все готово, – с улыбкой ответила она.
Ему нравился ее фартук в стиле пятидесятых годов.
Когда она поспешила обратно на кухню, он зажег сигарету – как всегда, «Бенсон энд Хеджес». Лорелея сама не курила, но привычке Страйка не противилась, тем более что он не отказывался от купленной специально для него аляповатой пепельницы с танцующими пудельками.
С каждой затяжкой он все отчетливее ощущал зависть к Барклаю, которому предстояло войти в доверие к Найту и его отморозкам-левакам. В бытность свою офицером военной полиции Страйк не знал себе равных в подобных делах. Ему вспомнился случай в Германии, когда четверо солдат стали проявлять нездоровый интерес к одной местной группировке крайне правого толка. Страйк добился их расположения, уверив, что разделяет идею белого этно-националистического сверхгосударства, и проник на их сходку, которая, к удовлетворению детектива, обернулась четырьмя арестами и приговором трибунала.
В приятном ожидании пад-тая и других плотских удовольствий он включил телевизор и немного посмотрел новости по Четвертому каналу, то прихлебывая вино, то затягиваясь сигаретой, и в кои-то веки позволил себе редкое (хотя для многих его коллег совершенно привычное) удовольствие: расслабленный и беззаботный вечер пятницы.
Страйк и Лорелея познакомились на дне рождения Эрика Уордла. В тот вечер не обошлось без эксцессов, поскольку среди приглашенных была Коко, которую Страйк не видел с тех пор, как отшил ее по телефону. Коко, разумеется, напилась; около часа ночи, когда он и Лорелея ворковали на диване, она, чинно прошагав по комнате, выплеснула на них бокал вина и была такова. О том, что Коко и Лорелея – давние подруги, Страйк узнал только утром, когда проснулся в одной постели с Лорелеей. Детектив умыл руки, предоставив разбираться с этой ситуацией своей новой пассии. А та, по-видимому, сочла, что, порвав с Коко, совершила более чем равноценный обмен.
– Как только тебе это удается? – спросил сыщика при встрече Уордл, не веря своим ушам. – Хотел бы я, черт возьми, знать твой…
Страйк вздернул тяжелые брови, и Уордл прикусил язык, чтобы не показаться льстецом.
– Какие могут быть секреты? – сказал Страйк. – Я же не виноват, что некоторым женщинам нравятся одноногие толстяки с лобковыми волосами на башке и сломанными носами.
– Да уж, если кто и виноват, что такие дамочки все еще разгуливают по улицам, так это наши психиатры, – подхватил Уордл, и Страйк рассмеялся.