Смертельная измена
Шрифт:
Два дня назад позвонил его начальник из Монтеварки и сразу же приступил к делу, не утомляя себя длительными приветствиями, вежливостью или вступлением.
— Что за идиотское заявление ты написал? Оно сейчас лежит у меня на столе. Ты просишь разрешения на командировку в Рим? У тебя что, крыша поехала? И все это только потому, что какой-то господин, какой-то турист, сказал своей жене, что поедет в Рим, и пока что не собирается возвращаться назад? Может быть, ему просто нравится этот город? Или он предпочитает сидеть на Пьяцца Навона, пить
Нери потерял дар речи. Габриэлла, наверное, смогла бы объяснить его начальнику, что здесь действительно вполне возможно тяжкое преступление, а вот он не смог. В этот момент ему в голову не пришел ни один аргумент в пользу того, почему нужно ехать в Рим. Он сам себе казался дураком и проклинал себя за то, что написал это заявление.
«Я возьму отпуск, — подумал он, — и на свой страх и риск поеду в Рим, чтобы провести там расследование. Естественно, с Габриэллой». А если ему удастся распутать это дело и найти синьора Тилльманна живым или мертвым, Фабио Мелани из Монтеварки, который сейчас смотрит на него свысока, будет выглядеть дураком.
После этого неприятного телефонного разговора Нери связался с римскими больницами и узнал, что человек по имени Йоганнес Тилльманн ни в одну из них не поступал, не находился там на лечении и не умер.
По крайней мере, он смог сказать это синьоре по телефону.
Она в преувеличенно вежливых выражениях поблагодарила его, и Нери почувствовал гордость. Хотя бы на пару секунд. Не все люди были такими высокомерными и наглыми, как Фабио Мелани.
— Хорошо, — сказала Магда. — По крайней мере, мы знаем, что с ним не произошло несчастья и он внезапно тяжело не заболел. Вы не смогли бы сделать запросы в аэропорты? Я позвоню вам еще раз завтра.
— Конечно, я могу это сделать. Желаю вам удачи, синьора! И, пожалуйста, сообщите мне, если что-то узнаете. Buongiorno.
Магда и Лукас вышли из траттории и купили на виа дела Кончилиазионе билеты на автобус, который ездил по всему Риму, от одной достопримечательности к другой, и который мог остановиться в любом удобном для пассажира месте.
36
Топо не помнил, чтобы у него когда-нибудь было столь отвратительное настроение. Он лежал в постели в бывшей детской в доме матери и еще крепко спал, когда в четверть восьмого зазвонил телефон. Звонок в такое время не предвещал ничего хорошего. Рональдо Перрини, главный редактор газеты, для которой Топо писал рецензии, был у аппарата собственной персоной.
— Стефано Топо? — негромко спросил он, и у Топо мороз пробежал по коже.
— Да, это я, — ответил он, стараясь сделать все, чтобы его голос звучал бодро, как у человека, который уже часа три работает за компьютером.
— Вы уволены, — сказал
— Почему? — прошептал Топо, и ему пришлось сесть.
— Вы знаете Марию Чеччи?
Эту фамилию Топо уже слышал, но в это мгновение никак не мог вспомнить, где именно.
— Нет, — робко ответил он.
— А надо бы знать. Мария Чеччи написала роман «Двадцать третье апреля, одиннадцать часов сорок пять минут», который вы рецензировали.
— Ах да, точно. — Топо похолодел.
— Этот бульварный роман, как вы его обозвали, рассказывает о несчастном, запуганном человеке, которого всю жизнь оскорбляли и унижали, и он намеревается ворваться в детский сад в маленьком городке, чтобы перестрелять там всех. Это очень тонкое и глубокое исследование психики тяжелобольного человека.
— Это мне понятно, — сказал Топо.
— Будьте так любезны, заткнитесь! — злобно прошипел Перрини. — До амока не дошло, его предотвратили в последний момент. Каким образом, я вам не скажу. Надеюсь, вы прочитаете книгу хотя бы сейчас, после того как написали на нее рецензию. В любом случае, там нет разлетающихся по улице мозгов и запачканных ими лобовых стекол машин. В отличие от вас, я знаком и с этой книгой, и с психологией «маленькой Лизхен», как вы мило выразились, причем очень хорошо. Дело в том, что эта чрезвычайно умная и очень интересная книга, которая вопреки вам попала в список бестселлеров, написана женой моего многолетнего партнера по гольфу.
Топо затрясло, как на морозе.
— Ох…
— Да. Я думаю, в дальнейших объяснениях нет необходимости. Buongiorno, signore Топо.
— Buongiorno, — прошептал он в ответ, но Перрини уже положил трубку.
Топо в ярости ударил кулаком по столу. Это же надо так влипнуть! Кто мог подумать, что потаскуха какого-то безмозглого игрока в гольф, который к тому же является другом его главного редактора, пишет под псевдонимом идиотские книги! К черту эту проклятую редакцию!
Но он попал в переплет и нужно срочно искать новый источник доходов. А подобного выгодного места, где так мало работы, ему сразу не найти.
Стоя под душем, Топо решил, что сегодня же вечером сожжет в камине обе книги, которые привели к катастрофе.
В баре он уклонился от разговора с хозяином бара, выпил эспрессо и две двойные граппы, чтобы заглушить шум в голове, который все время усиливался. Было ощущение, что он не может ясно соображать и еще меньше — четко формулировать мысли.
Он уже собирался уходить, когда в бар зашла Розита. Она улыбнулась ему, заказала эспрессо и села рядом с Топо у стойки бара.
— Как дела? — спросила она.
— Abbastanza bene, — ответил он, — да так, ничего.
Розита кивнула:
— Это самое скверное: пересмотреть вещи и рассортировать их. Практически еще раз проживаешь жизнь, особенно когда попадаются вещи, о которых уже забыл.
— Так оно и есть.
Розита сочувственно посмотрела на него: