Смертельная комбинация

Костин Андрей

— Они ничего не найдут, — тихо сказала Рита, — потому что я не брала…

— Э-э, клиент уже оклемался, — сообщил боксер.

Я успел подняться на четвереньки, когда он ударил.

И, прежде чем провалиться в узкий черный мешок, услышал испуганный крик Риты и слова толстяка:

— Не убейте его. Пока…

Глава третья

Я пришел в себя, как после удушливого сна. Я лежал минут десять, бессмысленно уставясь на тусклую лампочку, на дверь, обитую железом, серые оштукатуренные стены, покосившийся умывальник

в углу. Только потом я понял, что лежу на кровати в комнате — нечто среднее между больничным боксом и тюремной камерой, и что лежу я ногами к дверям.

После того как я определился в пространстве, мне захотелось посмотреть на часы. Я поднял руку, занывшую в суставах, и увидел, что часов не было, а сам я одет в застиранную байковую пижаму. Потом я с трудом сел на кровати, нашел на цементном полу стоптанные парусиновые туфли.

Некоторое время подождал, пока пройдет головокружение. Потрогал лицо. Правая сторона заплыла, и над бровью были наложены швы. Я стал припоминать, как сюда попал. Но, кроме тягучего черного омута, в котором я утонул после удара боксера, ничего вспомнить не мог.

Никогда еще я не вырубался так глубоко и надолго.

Рассекли бровь — еще полдела, но… Я перевел взгляд на маленькое зарешеченное окно под потолком.

За окном была ночь.

Если я провалялся в ваксе столько времени, то не понятно, как я из нее выплыл? Зародилось подозрение, и я быстро закатал рукава. Так и есть — на руке был след от укола. Утихомирили меня, подлецы. Накачали всякой дрянью. Что ж, толстяк выполнил свое обещание насчет госпитализации, даже лечение началось.

Принудительной госпитализации, стоит отметить.

Рот пересох, и я давно уже безуспешно тер языком потрескавшиеся губы. Встал, подошел к умывальнику, открутил край. Но из него выпала только ржавая капля и растеклась по фаянсовой поверхности. Позвать кого-нибудь? Потребовать, чтобы соблюдали Женевские договоренности о военнопленных? Как бы не так. Пусть думают, что я пока замороженный. У меня есть чем заняться…

Я обследовал свою камеру, дверь — сантиметр за сантиметром, прикрученную к полу кровать, попытался дотянуться до окна, пока в изнеможении снова не лег, уставившись в потолок. Я строил планы, как мне отсюда выбраться.

Планы были бесперспективные.

И еще я думал о Рите.

Когда я думал о Рите, мне хотелось повеситься.

* * *

Примерно через час я услышал, как за дверью по коридору проскрипели шаги, потом лязгнул отпираемый замок. Дверь открылась, и на пороге появился боксер. Я заметил, что в руках он вертит деревянную палку, больше похожую на дубинку.

— Пошли, — сказал он, — хозяин ждет.

Конечно, можно было попытаться что-нибудь сделать, только если я и справлюсь с ним, что весьма сомнительно, все равно не узнаю, как отсюда выбраться. Путеводителя он, кажется, не захватил.

Значит, стоит притвориться покорным и между делом выяснить, какие коридоры в этом гадюшнике ведут к свету. Вот тогда меня не остановить…

Надеюсь.

Кажется, он понимал, что я не опасен, и вертел дубинкой, скорее, просто так. Лоб у боксера был заклеен пластырем.

— Тебе

повезло больше, — сказал я и ощупал бровь.

— Пошли, пошли, — поторопил он и выдавил из себя некое подобие улыбки.

В конце коридора мы остановились перед двойной решеткой, перегораживающей проход, и он достал ключи.

— Здесь раньше тюрьма была, — хмыкнул боксер. — До пятьдесят третьего. Потом перековали мечи на орала. Психушки нужны любой власти.

Я согласился.

Боксер открыл замок и, слегка подтолкнув меня, вышел следом. Мы поднялись по лестнице на несколько пролетов. На всех окнах были решетки. По дороге нам никто не встретился.

— Сюда.

Он открыл еще одну, но уже обыкновенную дверь, и мы попали во вполне приличный холл, с обшитыми пластиком стенами и красными ковровыми дорожками на полу. Тут совсем немного мебели, но выглядела она достаточно новой. В дополнение к мебели был молодой человек, смуглый, с черными усиками и пушистыми ресницами. Он сидел в кресле, ноги его, в узких начищенных ботинках, покоились на низком журнальном столике. Молодой человек рассматривал свои ногти и пытался походить на гангстера из кино. Увидев нас, он медленно встал, чуть заметно кивнул, мол, подождите, и исчез за дубовой дверью.

Боксер вытер ладонь о штанину. Я заметил, что ему не по себе.

Через минуту молодой человек появился снова, остановился в дверях н сказал:

— Можно.

Проходя мимо, я встретился с ним взглядом, и меня передернуло от омерзения. Никогда еще я не встречал таких мутных глаз.

Молодой человек чуть заметно усмехнулся и как бы невзначай стал поправлять рубашку. Пиджак его при этом распахнулся, и увидел, что из-за пояса торчит рукоятка ТТ.

Комната, куда мы вошли, была небольшая и светлая. Вдоль стен — стеллажами с книгами, возле окна — массивный стол. За столом восседал толстяк в белом халате и белой шапочке. Сейчас он был похож на доброго доктора Айболита, не в меру располневшего и побритого. Ну, а какие зверюшки были в его лечебнице, я успел убедиться.

— Прошу садиться, — добрый толстый доктор указал пальцем на стул посреди комнаты.

Я сел, с независимым видом закинув ногу на ногу. Но в моем наряде это выглядело не слишком эффектно. Боксер встал за моей спиной, держа палку наперевес.

— Ну-с, — доктор потер руки, — вас интересует, куда попали?

Я покачал головой, потом вдруг спросил:

— Как вас зовут?

От неожиданности он заморгал и ответил:

— Семен Семенович. Устроит?

— Мне-то какое дело. Пусть будет Семен Семенович. Ягар, правда, звучит эффектнее.

Он замахал руками и захихикал, словно я сказал что-то невероятно смешное. Потом открыл ящик стола и достал исписанный лист бумаги.

— Поступило заявление с просьбой… Я цитирую: «Выяснить состояние психического здоровья гражданина…», — он поднял глаза. — Тут дальше перечисляются ваши поступки: и людей вы избивали ни за что, ни про что, и в чужие квартиры врывались, скрывались где-то. В общем, достаточно, чтобы отдать человека под суд, только в ваших поступках нет мотивации. Значит, налицо нарушение психики…