Смертельная очередь
Шрифт:
– Военный диверсант-разведчик.
– Это не важно. Главное, что диверсант. Вас этому долго и упорно учили.
– Так точно.
– А я вот закончил бывшую Высшую школу КГБ имени Феликса Дзержинского. Тогда она называлась Высшей школой Министерства безопасности России. После нашего выпуска она стала называться Академией ФСБ России. Не знаю уж почему, но эпоху ФСК из названия академии исключили. Но это не столь важно. Важно то, что меня, как и моих сотрудников, тоже долго и упорно учили. Учили защищать. Но как можно защищать человека, который этого не хочет? Того, кто
– Не пробовал, но думаю, что смогу…
– Нет, майор, не сможете. Это я вам гарантирую. В профессии телохранителя много своих тонкостей, которых вы попросту не знаете, и потому не сможете им противостоять.
– Эти сложности меня как раз и обучали обходить, поэтому я в выигрышном положении. Умею и нападать, и защищаться, – ответил я, стараясь выглядеть убедительнее.
Но подполковника, кажется, все же не убедил:
– Вы сейчас размышляете, как наши депутаты. Но в реальной жизни никакие частные охранные структуры, сколько им ни плати, не в состоянии спасти кого-либо от опытного киллера. Тем более бывшие высокопоставленные сотрудники КГБ или МВД.
– Это я знаю. Киллер, вооруженный винтовкой с оптическим прицелом, – это стопроцентный результат. И будущей жертве следует заранее заказывать себе памятник на могилу. Или… – У меня в голове был еще один вариант.
– Что «или»? Договаривайте! – не попросил, а потребовал подполковник Сулейманов.
– Или «играть», то есть работать на опережение. На превентивное уничтожение киллера. Скажем, через провокацию.
– Это вариант. Но скажите мне, как определить киллера? Я вижу, что у вас есть в запасе нечто, чем вы желаете меня сразить. Выкладывайте! Есть?
– Есть, товарищ подполковник.
В этот момент в дверь настойчиво постучали. Так постучали, словно стучавший точно знал, что мы здесь, и ему обязательно нужно было нас увидеть, хотя подполковник запретил нас беспокоить.
– Войдите, – раздраженно разрешил Абдурагим Маликович.
Вошел давешний часовой.
– Я же просил меня не беспокоить! У меня серьезный разговор! – сердито проворчал подполковник.
– Извините, товарищ подполковник. Я посчитал, что доложить необходимо. Мне на пост позвонил начальник штаба сводного отряда спецназа ГРУ майор Смурнов. Ему необходимо срочно поговорить с майором Одуванчиковым или с вами. Я сказал, что вы прошли в экранированный кабинет с каким-то капитаном спецназа. Он меня обозвал дураком и приказал срочно найти этого капитана или вас, товарищ подполковник.
Я вытащил из кармана свой телефон. В левом верхнем углу прочитал надпись: «Нет связи». Подполковник Сулейманов этого, видимо, ожидал:
– У меня кабинет под деревянными панелями полностью обит фольгой. Не трудитесь проверять – позвонить не получится. Выйдите из кабинета и позвоните из коридора.
Глава третья
– Товарищ майор, говорят, вы меня искали…
– Да, искал, – торопливо ответил Смурнов. – Водителю дозвонился, он сказал, что ты зашел
– Скоро. Еще пять-семь минут разговора, потом сорок минут на дорогу…
– Двадцать минут тебе на дорогу, и ни минутой больше! Четыре минуты на завершение разговора! Пришло сообщение от пограничников. По телефону ничего сообщать не уполномочен. Через полчаса жду тебя в своем кабинете. Если меня на месте не будет, значит, я в оперативном отделе. Будь готов выступить в полном составе роты.
– Понял. Буду. Роту поднимите по «тревоге», пусть меня ждет.
– Уже ждет на вертолетной площадке. Поспеши.
– Есть поспешить.
Начальник штаба отряда меня не сильно волновал, но заставлять роту ждать командира мне не хотелось.
– Спасибо, боец, – поблагодарил я часового, стоявшего рядом со мной.
– Проводить вас, товарищ майор? – осторожно спросил он, покосившись на мои капитанские погоны. – А то у нас здесь заблудиться в коридорах недолго. Уже бывали случаи. А на днях офицера змея укусила…
– Теперь будет внимательнее под ноги смотреть, – ответил я и шагнул к двери кабинета подполковника Сулейманова.
Подполковник сидел на прежнем месте, только снял очки с мясистого носа и, судя по всему, ждал меня, надеясь, что я сообщу ему нечто весьма важное. Я поведал Абдурагиму Маликовичу о двух бандах ИГИЛ, которых сняли с довольствия, и о срочном вызове в бригаду, и о том, что от «погранцов» поступило срочное сообщение, в результате которого вся разведрота ждет своего командира на вертолетной площадке. Подполковник – человек дела, подолгу раздумывать не любит. Он резко перешел в разговоре на «ты», что олицетворяло стремительность действий:
– Ну, так чего ты ждешь? Поезжай, приступай! И меня держи в курсе дела. Я буду ждать звонка в другом кабинете, в неэкранированном. Пойдем, я провожу тебя, а то, не приведи Аллах, заблудишься в наших коридорах.
Едва я вышел, как ко мне подъехал штабной «уазик».
– Быстрее, товарищ майор! Начальник штаба звонил, дал двадцать минут на путь. За нарушение правил я взял ответственность на себя. Придется гнать, насколько машина позволит.
Я запрыгнул в машину, и мы помчались, мало обращая внимание на разбитую дорогу. Только временами водитель резко тормозил, объезжая особо объемную яму, где наш «уазик» мог бы, пожалуй, спрятаться целиком вместе с брезентовой крышей.
На выезде из Махачкалы нас попытался остановить дежурный инспектор у стационарного поста ГИБДД. Но мы проскочили мимо до того, как он успел поднять свой полосатый жезл. Инспектор достал блокнот, записал номер нашей машины, но второй инспектор что-то сказал ему, и первый вернулся на свое место на дороге, продолжая собирать дань с гражданских водителей. Все это я наблюдал в боковое зеркало заднего вида, наклонившись вперед, и при очередном торможении ударился лобной частью шлема о металлическую переднюю панель. Хорошо, что не открытым лбом и даже не фуражкой, которая от такого удара защитить не в состоянии, иначе остался бы след.