Смертельно безмолвна

Дьюал Эшли

Джейсон отворачивается, чтобы заглушить очередной приступ кашля. А я стискиваю в кулаки пальцы. Если мы не планируем похороны, нужно поторопиться, иначе этот идиот умрет ради женщины, которая высасывает из него жизнь.

Тем не менее, я не могу понять: уравнение не сходится. Даже если мы поймаем Ари, как это поможет разрушить проклятье, притаившееся на плечах темноволосой женщины?

– Мы вернем Ариадну домой. И ты покинешь наш дом. – Ледяным голосом сообщает Норин, глядя на Джейсона. Она ничего не боится. Не боится боли, не боится громких слов и

принятия непосильных решений. Она прогоняет человека, который волшебным образом нашел место в ее жизни, и она смотрит ему ровно в глаза.

Теперь смысл есть. Но Джейсону этот смысл не приходится по вкусу.

– Что еще я должен сделать, дамочка? – Сиплым голосом переспрашивает он.

– Не начинай.

– С какой стати я должен слушать тебя?

– Это не обсуждается. – Отмахивается она и ударяет Джейсона еще сильнее. Терпеть не могу, когда слова женщины сбивают с толку. Обезоруживают. Мужчина всегда должен знать, что делать, как себя вести. Сама женщина ждет от него этого. – Я приготовлю зелье, но мне нужна кровь Меган фон Страттен.

– И где вы ее найдете?

– На скамье, – тихо протягивает Мэри-Линетт, смахнув с глаз пелену, – в парке. Тебе хватит пары засохших капель?

– Вполне.

– Отлично. Я этим займусь.

– Я пойду с вами, – вызывается Хэйдан, встряхнув головой, – хочу подышать.

Мэри кивает, и они вместе уходят, оставляя меня наедине с двумя льдинами. Нет уж, я не собираюсь принимать участие в очередной семейной драме. И Эби не советую.

– Пойдем. – Шепчу я, подталкиваю Эбигейл к выходу. – Нужно еще раз обсудить все детали. Ты можешь показать мне книгу своей матери?

– Да, конечно.

– Отлично.

Плетусь к выходу и наблюдаю, как Джейсон недовольно кривит губы. Что он сейчас испытывает? Надеюсь, что мне никогда не придется стоять перед выбором: моя жизнь или жизнь любимой девушки. Что лучше? Что важнее? Что рациональнее.

Я знаю, что выберу. Но не знаю, как смогу жить с принятым решением.

ГЛАВА 13. ТО, ЧТО НАС ЛОМАЕТ.

– Ты совершаешь ошибку. – Звучит знакомый голос, и я неуклюже приподнимаюсь в постели. Тусклый свет обволакивает комнату, валится на мои плечи, и я мотыляю головой и внезапно цепенею. Напротив кровати, возле высокого книжного шкафа, стоит женщина.

Моя мать.

Воздух закатывается обратно в глотку, а ребра обдает огнем. Этот огонь подогревает кровь, заставляет вены вопить от боли, пульсировать от кипятка. Не верю, что вижу маму и смахиваю со лба испарину, убеждая себя, что сплю, что сошел с ума.

– Прошу тебя, Мэтт. Остановись.

Мои глаза вновь находят ее угловатое лицо, ее тонкие, кривые губы, впалые щеки, и меня вдруг прошибает электрический ток. Я смотрю на маму и становлюсь тем маленьким мальчиком, который забивался в угол после ее смерти, который жил с мыслями о том, что жить он больше не хочет. Который сожалел, что вообще родился.

– Мама...

Я поднимаюсь с кровати, тяну к ней руки, а она

отступает в тень и горбится.

– Посмотри на себя.

– Что?

– Посмотри на себя, – повторяет она, поджав от обиды губы, – это не ты.

– Мам, конечно, это я. О чем ты? – Мой голос срывается, и я растерянно сглатываю.

Гляжу в темно-шоколадные глаза матери и вдруг вижу в них разочарование. Почему она так на меня смотрит? Что я сделал? Я должен понять. Я должен исправиться. Беглым взглядом изучаю комнату и брошенное на постели смятое одеяло, а потом смотрю на свои руки. На свои окровавленные руки.

– Ты про это? – Спрашиваю я, вытянув вперед красные ладони. – Мам, так это можно вытереть. Вот смотри.

Я начинаю судорожно тереть пальцы друг о дружку, но кровь не стирается. Тогда я с силой вожу ладонями по штанам, и все равно ничего не выходит, кровь не исчезает. Что за черт. Она должна испариться, я же тру изо всех сил. Почему не получается?

– Этого мало, – разбивает тишину ее низкий голос, и я вновь выпрямляюсь.

– Почему мало? Что еще нужно сделать? Может... может, это выбросить? – Я резким движением вытаскиваю из-за спины браунинг и виновато округляю глаза. – Хочешь? Ведь я смогу. Я выброшу, мам. Только не смотри на меня так. Хорошо?

Я побегаю к окну. Открываю створку и выкидываю пистолет в темноту ночи. Теперь мама на меня не будет смотреть осуждающе. Ведь я исправился. Я ее послушал, выбросил оружие. Поднимаю подбородок и открываю рот, чтобы сказать, что я – все тот же Мэтт, что я хороший человек. Но затем я ощущаю холод металла, обжигающий кожу поясницы. Озадачено морщусь, тянусь пальцами к ремню джинс и достаю из-за спины выброшенный секунду назад браунинг. Что за...

Гляжу на маму.

– Нет, – нервно мотыляю головой, – это не то, что ты думаешь, мам, я хороший.

– Ты совершаешь ошибку, – повторяет она с дрожащими от слез губами.

– Я хороший!

– Ты уже не тот человек, которого я знала.

– Нет, неправда, ты ошибаешься. Ошибаешься!

Я несусь к маме, я тяну к ней руки, а затем вдруг подрываюсь в постели и неуклюже втягиваю ледяной воздух, сковывающий горло.

– Черт. – Голова вертится из стороны в сторону, но я ничего не вижу.

Стены падают, вытягиваются, переворачиваются, и мне становится так паршиво, что даже дышать трудно. Придавливаю пальцами переносицу и, откинув одеяло, свешиваю на пол ноги, пытаясь привести себя в чувство. Всего лишь сон. Сон. Матери нет. Она умерла.

– Эй, ты чего? – Неожиданно меня спрашивает знакомый голос, и я медленно убираю от лица руку. Хэйдан взволнованно глядит на меня, из-под очков у него торчат густые, уж слишком, брови. Он садится рядом, а я как можно безразличней бросаю.

– Все в порядке.

– Кошмар?

Хочу сказать «нет», но больно по-идиотски выгляжу. Поэтому лишь киваю и пялюсь на книжный шкаф, рядом с которым пару минут назад стояла моя мама.

– Мне каждый день что-то снится, – признается Хэрри, – это наше подсознание.