Смертельно влюбленный
Шрифт:
— Братья или сестры?
Лицо Кобурна ничего не выражало. Похоже, любви в его жизни не было с самого ее начала.
— Никаких кузенов, тетушек, дядюшек — никого. Когда я умру, военный оркестр не сыграет отбой. Не будет салюта из ружей, и никто не накроет меня флагом. Просто вольюсь в историю, и никто обо мне не пожалеет. А меньше всех пожалею об этом я.
— Как ты можешь говорить такие вещи? — возмутилась Хонор.
Кобурн удивленно посмотрел в ее сторону:
* — А почему тебя это сердит?
Только теперь,
— Я просто не понимаю, как человек может так равнодушно говорить о собственной смерти. Ты не ставишь свою жизнь ни в грош? Пожалуй, так. Но почему?
— А тебе что за дело?
— Потому что ты — человек. Который оказался со мной рядом.
— О, ты любишь человечество в целом, не так ли?
— Конечно.
— Да? — Кобурн вдруг повернулся к ней всем телом. Теперь стенки рубки касалось только его правое плечо. — Почему ты не попросила его приехать и забрать вас?
Хонор не поняла, что он сменил тему.
— Кого?
— Гамильтона. Почему ты не сказала ему, где вы, чтобы он прислал кого-нибудь вывезти вас отсюда?
Хонор тяжело вздохнула.
— Потому что после всего, что я видела и слышала за последние полтора дня, я не знаю, кому доверять. Думаю, ты можешь считать, что я выбрала знакомое зло, — Хонор казалось, что она удачно пошутила, но Ли даже не улыбнулся.
Он наклонился к ней еще ближе.
— А еще почему?
— Если у меня есть что-то, что поможет выдвинуть обвинения против Бухгалтера, я должна помочь тебе это найти.
— Ага. Патриотический долг.
— Можешь называть это так.
— Хммм.
Он придвинулся еще ближе, и эта близость вдруг заставила Хонор услышать биение собственного сердца, которое становилось все чаще.
— И… а еще… потому что… я уже говорила тебе об этом.
Ли повернулся так, что оказался лицом к лицу с Хонор. Он не обращал внимания на дождь.
— Скажи еще раз!
Горло Хонор перехватило, и не только потому, что ей пришлось высоко поднять голову, чтобы заглянуть собеседнику в лицо.
— Из-за Эдди.
— Чтобы спасти его репутацию?
— Да, это так.
— И именно поэтому ты здесь, со мной?
— Да.
— А вот я так не думаю.
И тут он вдруг прижался к ней всем телом. Сначала его бедра, потом грудь и наконец — губы. Хонор издала какой-то слабый звук, смысл которого не был понятен до конца даже ей самой, пока она не осознала вдруг, что ее руки инстинктивно обнимают Ли Кобурна, сжимают его спину, его плечи.
Ли целовал ее страстно, проникая языком внутрь, и, ответив на этот поцелуй, Хонор вдруг услышала звук, похожий на рычание, вырвавшийся из его груди. Звук изголодавшегося по женщине мужчины, который она не слышала так давно. Этот звук — чисто мужской, почти что животный — волновал и возбуждал ее.
Своей огромной рукой Кобурн взял ее за затылок. Его колено скользнуло между
Он прервал поцелуй только лишь для того, чтобы переместить свои горячие губы на шею Хонор. Его рука дерзко, как будто он имел на это право, накрыла ее грудь и крепко сжала. Почувствовав, как напрягся под его ладонью сосок Хонор, Кобурн застонал от удовольствия.
Это вдруг вернуло Хонор к действительности.
— Что я делаю? — хрипло прошептала она. — Я не могу.
Она отстранила от себя Кобурна. Тот стоял, не обращая внимания на ливень, барабанивший ему по голове. Грудь его тяжело вздымалась, глаза обжигали Хонор даже в темноте.
— Мне очень жаль! — Слова шли из глубины души Хонор, которая правда не знала, чего или кого ей было жаль. Себя? Ли Кобурна? Того, что случи лось? Или того, чему она не позволила случиться?
Хонор не знала и не собиралась позволять себе об этом размышлять. Она забежала в рубку и кинулась вниз по лестнице в каюту.
Эмили проснулась, села и огляделась вокруг.
Было еще довольно темно. Но не совсем. Все было видно, и Эмили не испугалась. К тому же, мама была здесь — лежала рядом с ней на плохо пахнущей кровати. А Кобурн лежал на другой кровати. И оба они спали.
Мама лежала на боку, положив ладони под щеку. Колени ее были подтянуты к животу. Если бы мамочкины глаза были открыты, она смотрела бы прямо на Кобурна. Он лежал на спине, положив одну руку на живот. А вторая свисала с кровати, и пальцы ее почти что касались колена мамочки.
Прижав к себе Элмо и таща за собой плед, Эмили подвинулась к краю койки и соскользнула вниз. Ей нельзя было вставать на пол босиком, потому что он был плохой и грязный. Так сказала мама. Но Эмили совсем не хотелось садиться на этот самый пол, чтобы надеть сандалики, поэтому она на цыпочках поднялась по лестнице и заглянула в комнату, где было столько всего интересного.
Вчера мама посадила ее вон в то кривое кресло и сказала, что там сидел ее дедушка. И что он разрешал Эмили сидеть у него на коленях, когда управлял корабликом. Но она была тогда совсем маленькой и поэтому не помнит. Эмили было жаль. Ей хотелось бы помнить. Рулить корабликом — это наверняка было очень забавно.
Вчера корабликом управляла мама, а когда Эмили спросила Кобурна, можно ли ей тоже, он сказал, что нет, потому что они очень торопятся. Еще он сказал, что у него есть более важные дела, чем развлекать Эмили. Но затем пообещал, что, может быть, потом…
Кобурн велел Эмили не подходить слишком близко к разбитым окнам, потому что можно пораниться стеклом. Эмили спросила, почему стекло режет людей, а Кобурн сказал, что он не знает, но это так, и от разбитого окна надо держаться подальше.