Смертельно влюбленный
Шрифт:
Том не был создан для приключений в духе «плаща и шпаги». Он знал это. И Гамильтон знал. Но Кобурн поставил свои условия, и у них не было другого выхода, кроме как согласиться.
Заржавевший поезд был справа от Тома — выделялся черной громадой в окружающей темноте. Тому пришло в голову, что Кобурн вполне может прятаться где-нибудь в поезде, наблюдая и выжидая, желая убедиться, что все условия выполнены, прежде чем он пошлет к Тому миссис Джиллет.
Моля бога, чтобы все не испортить, Том приподнял манжет рубашки и посмотрел на светящиеся стрелки наручных часов.
Он смотрел, как движется секундная стрелка, отдаляя еще немного тот несчастливый момент, когда он неожиданно зашел в гостиную.
Том невольно застонал от отчаяния, понимая, что память снова возвращает его к сцене, которая разыгралась сегодня днем, когда он поймал свою жену с ее сотовым телефоном. Поймал, можно сказать, на месте преступления.
Том нагнулся и выхватил у нее телефон.
— Том? — Дженис была в шоке. — Том! — Она требовательным жестом протянула руку ладонью вперед, ожидая, что он немедленно вернет телефон.
Когда он не сделал этого, когда он отвел руку с телефоном так, чтобы Дженис не могла до него достать, и прочитал сообщение на экране, она произнесла его имя в третий раз — с жалобным, виноватым стоном.
Некоторые слова были такими откровенно сексуальными, что Тому показалось, будто они выпрыгивают с экрана телефона и жалят его. Но эти слова так трудно было связать с Дженис. С его женой, с которой у него не было супружеского секса уже… Том не мог даже вспомнить, когда это было с ними в последний раз.
Но что бы там ни было, слова, которые он читал сейчас в телефоне, не были из тех, что они говорили друг другу во время прелюдии или выкрикивали в порыве страсти. До сегодняшнего дня Том мог бы поставить состояние на то, что такие слова никогда не срывались с губ его жены и что она с презрением отнеслась бы ко всякому, кто их произносит. Они были не просто непристойными — это были самые грязные слова, какие только можно представить себе в английском языке.
Том просмотрел последний текст, который кто-то — кто? — прислал Дженис. Это было приглашение к распутству, автор которого расписывал в самых живописных подробностях, что именно он хотел бы проделать с его женой. А ответ, который она писала, был не менее красноречивым согласием.
— Том…
— Кто это?
Дженис только посмотрела на него в ответ, губы ее шевелились, но из них не вылетало ни звука.
Том повторил вопрос, с нажимом произнося каждое слово.
— Никто… я не знаю… он для меня просто имя. Все используют кодовые имена. Никто не знает…
— «Все»?
Он открыл папку «Сообщения» в верхнем левом углу экрана, чтобы посмотреть список адресатов, от которых Дженис получала текстовые сообщения. Выбрал одного из них, и выскочило несколько сообщений. Затем он выбрал еще одно не менее завлекательное кодовое имя. Имена были разными, но содержание сообщений — до тошноты одинаковым.
Том бросил телефон на диван и посмотрел на свою жену с ужасом и любопытством одновременно.
Она сидела с виновато
— Я отказываюсь стыдиться и не буду извиняться, — она словно не произносила слова, а плевала их прямо в Тома. — Ты знаешь, с чем мне приходится жить изо дня в день. Я должна хоть чем-то себя раз влечь. Это просто способ провести время. Довольно жалкий и низкопробный, это да. Но совершенно безобидный. Все это ничего не значит.
Том смотрел на сидящую перед ним женщину, словно пытался понять, кто это. У женщины было лицо Дженис, ее волосы, на ней была одежда его жены. Но она была совершенно чужой.
— Это многое значит для меня. — Том взял ключи от машины и направился прочь, не слыша, как Дженис бежит за ним, выкрикивая его имя.
Наверное, она почувствовала в его голосе или разглядела в выражении лица что-то такое, что напугало ее, заставило забыть о дерзости, потому что последним, что услышал Том, была мольба Дженис:
— Не оставляй меня!
Он вышел из дома и захлопнул дверь.
И теперь, несколько часов спустя, звук захлопнувшейся двери и умоляющий голос Дженис отдавались эхом в его мозгу.
Он был так чертовски зол. Сначала все эти манипуляции Гамильтона. Потом выяснилось, что его жена обменивается сообщениями развратного характера черт знает с кем. Извращенцы. Сексуальные маньяки. Его тошнило даже при мысли обо всем этом.
Но оставить Дженис? Бросить ее одну справляться с Ленни, когда она не способна обойтись без помощи больше нескольких часов? Он не мог этого сделать. Не мог просто выйти из ситуации и оставить Дженис расхлебывать все одной. И даже если бы он хотел оставить жену, он не смог бы бросить Ленни.
Том не знал, что станет делать. Возможно, ничего.
Ничего не делать — похоже, это был любимый способ решения проблем Тома и Дженис. Они жили без друзей, без секса, без каких-либо проблесков обычного счастья, просто потому, что никто из них не сделал ничего, чтобы остановить в свое время начавшуюся коррозию. Вот и сексуальная переписка Дженис станет, наверное, еще одной неприятностью, упоминания о которой они будут тщательно избегать, притворяясь, что ее не существует.
Они были незнакомцами, живущими в одном доме, мужчиной и женщиной, которые знали друг друга когда-то давно, которые смеялись и любили. А теперь вынуждены терпеть друг друга из-за чувства ответственности, которым ни один из них не хотел поступиться.
Боже, как жалко они выглядят!
Том потер лицо ладонями и приказал себе сосредоточиться на работе. Он проверил время. Ровно десять часов.
«Сделай так, чтобы тебя увидели», — сказал ему Гамильтон.
Том открыл дверцу машины, вышел и прошел вперед, остановившись в нескольких ярдах от капота. Руки его свободно висели по бокам. Это тоже было указание Гамильтона. Кузнечик продолжал наполнять ночной воздух скрипучими звуками, кроме которых Том слышал только отчаянное биение собственного сердца и свое прерывистое дыхание.