Смертельные акции
Шрифт:
Она сняла золотые сережки, которые родители подарили ей на шестнадцатилетие, и протянула хулигану. Тот открыл свою ладонь, она вложила сережки в его руку, при этом обхватив ее ладонями. В этот момент все вокруг как будто перестало существовать для Ларисы. Она смело смотрела прямо в глаза хулигану, а тот делал то же самое… Рядом раздавались звуки какой-то возни («штангист», понятное дело, решил побороться за свое имущество), а Лариса и бандит все так же смотрели друг на друга. «Барышня и хулиган», – вспомнила она.
– Вы
Хулиган чуть улыбнулся, дотронулся свободной рукой до ее подбородка и повернул к снопу света, исходящему от фонаря.
– Вы в этом уверены? – спросил он.
Она кивнула.
– Серый, пора, – донесся откуда-то из другой галактики голос одного из его подельщиков, – мы тут его немного того…
– Чего – того? – недовольно повернулся Серый.
– Если и встанет, то лечиться долго будет, – ответил бандит, указывая на не подающее признаки жизни огромное тело «штангиста» на снегу.
– Ладно, уходим, – сказал он, снова поворачивая голову к Ларисе.
– А эта? – с сомнением сказал хулиган. – Заложит ведь…
– Заложишь? – спросил Серый, все так же придерживая ее подбородок.
– Нет, – покачала головой она.
– Тогда прогуляемся… – постановил Серый, и они быстро направились в боковой темный переулок. Лариса последовала за ними, как будто именно этого она и ждала всю жизнь – убегать с места преступления вместе с бандой уличных грабителей.
Остановились они только минут через десять, когда, пройдя кривыми темными переулками, дошли до Москвы-реки. Там, под тусклым светом грязной лампочки, качающейся на ветру, хулиганы, поглядывая в ее сторону, поделили добычу, причем Серому досталась львиная доля.
– Разбегаемся, – сказал он, засовывая в карман импортные часы «штангиста», его кошелек и Ларисины сережки.
– Добавить бы надо… – осторожно, будто прощупывая почву, сказал один из хулиганов.
– Мертвого осла уши, – очевидно сам не понимая этого, процитировал Серый, – давайте-давайте, а то метро закроется. Счастливо.
Двое тут же скрылись в переулке. Серый же повернулся к Ларисе. Она внимательно разглядела его лицо. Узкое, бугристое, с выраженными скулами и подбородком. Крупный нос, романтическая небритость на щеках. Длинная цыплячья шея, частично замотанная шарфом.
– Значит, говоришь, не возьму сережки?
Лариса утвердительно кивнула.
– Почему?
– Потому что… – Она протянула руку и погладила его по жесткой щетине на щеке. А потом, опять же совершенно неожиданно для себя, быстро поцеловала прямо в губы. И сразу отстранилась с таким видом, будто ничего ровным счетом не произошло.
– Так, – голос его чуть дрогнул, она это очень хорошо почувствовала, – ну что же, это стоит того.
И Серый, хохотнув, достал
Но та покачала головой:
– Думаешь, я из-за сережек с вами пошла?
Он опять очень внимательно посмотрел ей в глаза. И снова кривовато усмехнулся:
– Пошли, провожу тебя до дому.
И сунул сережки ей в руку.
Они шли молча. Лариса все ждала, когда он заговорит. И дождалась.
– А ты молодец, – наконец произнес бандит, – не испугалась.
– А я вообще непугливая.
– Да-а, – насмешливо протянул тот. – Ну а если я тебя приглашу… в кино, например?
Судя по всему, Серый был ненамного старше Ларисы. Ну от силы года на два-три.
– Приду.
– Правда?
– Правда.
– Ну смотри… Давай завтра в шесть у «Ударника».
– Завтра не могу. Никак. Занятия.
– Тогда послезавтра?
– Да, послезавтра смогу, пожалуй… А какой фильм?
– Не знаю… – совершенно искренне пожал плечами Серый. – А какая разница?
Лариса перехватила его озорной взгляд и улыбнулась в ответ:
– А и вправду никакой… Хорошо, послезавтра в шесть у «Ударника».
Тот кивнул:
– Договорились.
– А как тебя зовут?
– Сергеем… Но вообще-то меня все называют Серым.
– А я буду – Сергеем, – заявила Лариса.
– Ладно, – кивнул он. – А тебя как зовут?
– Лариса.
– Ну вот и познакомились…
Они дошли до дома на Пречистенке и расстались. Сквозь мутное стекло подъездной двери Лариса видела, что он стоит и смотрит ей вслед…
Целый день Лариса провела как на иголках. Она укладывала волосы так и сяк, боролась с некстати выскочившим на лбу прыщом, подбирала платье. Мать несколько раз обращала внимание на необычно оживленную дочку, даже поинтересовалась, в чем дело.
– Ничего особенного, – с показным равнодушием ответила Лариса, – скоро Лидка устраивает вечеринку…
«Интересно, как бы она отреагировала, если бы я ей сказала, что иду на свидание с бандитом, который едва не ограбил меня на улице, а его приятели всадили нож в парня, который меня провожал…»
Но мать не стала продолжать расспросы (она вообще этим не отличалась) и опять уткнулась в свои рукописи.
Иногда Ларисе хотелось, чтобы родители уделяли ей больше внимания. Чтобы отец, как все нормальные отцы, учил бы ее, допустим, мастерить воздушных змеев и скворечники, а мать живо интересовалась бы ее личной жизнью… Чтобы спрашивала про знакомых, про мальчиков, про переживания. Чтобы можно было уткнуться ей в плечо и поплакать – просто так, без причины. Всего этого Лариса была лишена. Однако, достигнув более зрелого возраста, она поняла, что нет худа без добра. Взрослея почти без родительского внимания, она научилась сама принимать решения, сама отвечать за свои поступки. Затем, во взрослой жизни, это ей очень пригодилось…