Смертельные послания

Мэтьюз Джон

– Я было подумал, что вы пришли по поводу того пиратского нападения на реке, которому мы подверглись в прошлом году, – сказал Ник Сквайрз. – Двое из моих людей получили тогда серьезные ранения.

– Это компетенция другого отдела, – покачал головой Джозеф.

Джеймсон удивленно поднял брови:

– Речные пираты?

– Эти ублюдки приплывают на лодках вон оттуда, – Сквайрз поднял руку, указывая в сторону вереницы ветхих зданий, протянувшейся в квартале от доков. – Они используют детей не старше восьми лет, которые проникают на судно через иллюминатор.

Ардженти понимающе

кивнул. Он объяснил Джеймсону, что потом эти дети впускают взрослых участников банды на судно, и те грабят, а зачастую и убивают членов команды.

Тем временем Ник набил глиняную трубку, раскурил ее и принялся неторопливо дымить.

– Все правильно, – подтвердил он. – Хорошо еще, что у одного из оставшихся тогда на борту был мушкет и нам удалось отбиться от них.

Но Финли слушал их невнимательно. Матрос в клетчатой рубашке взглянул на них с нижней палубы с выражением откровенного беспокойства на лице, и англичанин заметил это боковым зрением. Когда моряк сделал то же самое в следующий раз, Джеймсон повернул голову и встретился с ним взглядом. В глазах матроса вспыхнули огоньки страха.

– Эй, вы! – крикнул Финли.

Матрос стремглав бросился в сторону кормы, огибая еще не выгруженных коров.

Джеймсон побежал по лестнице вниз. Джозеф последовал за ним.

– Стой! – крикнул англичанин, оказавшись на палубе со скотом.

Беглец почти достиг своей цели, оказавшись у двери, ведущей в кормовую часть судна и на нижние палубы.

Большинство коров все еще стояли в деревянных стойлах, по восемь-десять в каждом, но шесть животных из последнего открытого стойла свободно разгуливали по палубе. Они заволновались при появлении бегущих и кричащих людей.

Вероятно, если бы Джеймсон обратился к Сквайрзу, тот не посоветовал бы ему пускаться в погоню подобным образом, но ситуация требовала безотлагательных действий: если бы матрос выбежал за дверь, он затерялся бы в лабиринте кают и служебных помещений судна или выбрался бы через иллюминатор и скрылся на суше. Финли вытащил револьвер и выстрелил поверх головы беглеца.

– Стой!

Матрос подбежал к двери и выскочил через нее. Звук выстрела отозвался громовым эхом в железном корпусе судна. Волнение среди коров мгновенно переросло в панику. Сломались доски сначала в одном стойле, потом в другом, и вскоре палуба заполнилась обезумевшими от страха животными, которые принялись беспорядочно носиться взад и вперед, грохоча копытами.

Перепуганные члены команды вжались в стенки. Ардженти втиснулся за одно из последних сохранившихся в целости стойл и стал отыскивать взглядом Джеймсона. В воздухе повисла пыль от соломы и сухого навоза, значительно ухудшив видимость.

– Финли! – крикнул детектив.

Никакого ответа.

– Финли!

Вновь не услышав ответа, он испугался, что напарника могли затоптать коровы. Глядя на мечущихся по кораблю животных, было трудно представить, что кто-то мог выжить, оказавшись среди них.

Через три пирса, в двухстах ярдах от «Фриза», стоял речной пароход Тома Декстера. Но расстояние между ними казалось бесконечным.

Это было старомодное судно,

курсировавшее между Нью-Йорком и Чарльстоном и задерживавшееся в каждом из них на пять дней, прежде чем отправиться в обратный путь. На нем устраивались шоу с танцующими девушками, иллюзионистами и комиками, выступавшими на передней палубе, в то время как на задней собирались любители азартных игр. Вверху располагались каюты высшего класса, внизу – первого.

Вообще-то, играть разрешалось только во время плавания, но, как и в случае с двумя другими его клубами в центре Манхэттена, Декстер платил муниципальным чиновникам и полицейским, чтобы они закрывали глаза на нарушение запрета. К тому же, для того чтобы смотреть шоу и играть, не требовалось быть пассажиром парохода, и когда «Плавучий театр» Тома стоял в Нью-Йорке или Чарльстоне, он привлекал многочисленных посетителей.

Привлекал не в последнюю очередь большим количеством красивых девушек. Танцовщицы и проститутки, грань между которыми была очень тонкой, старались выжать из зрителей и игроков как можно больше денег, тратившихся на шампанское, рулетку и запретный секс. В наличии всегда имелось несколько свободных кают, где любой желающий мог уединиться с девушкой на час или два.

На верхней прогулочной палубе, устремив задумчивый взгляд на Ист-Ривер, стоял мужчина. При этом боковым зрением он наблюдал за человеком, лежавшим поверх спасательной шлюпки с зажатой в руке бутылкой шампанского. «Достаточно ли он уже пьян? Заметит ли, что к нему приближается незнакомец?» Наконец, увидев, что у человека закрываются глаза, мужчина подошел к нему, наклонился и извлек из кармана его пиджака ключ. Это был ключ от пассажирской кабины, что объясняло состояние его обладателя: если бы он направлялся в каюту для встречи с проституткой, то постарался бы сохранить форму.

Незнакомец скользнул обратно в тень и затем слился с публикой в зрительном зале, на сцене которого иллюзионист под испуганно-восхищенные возгласы посетителей пронзал шпагой сундук со своей ассистенткой. В конце зала мужчина увидел нескольких девушек. Казалось, они увлеченно следили за шоу и не замечали его.

Спустя некоторое время одна из них – с ярко накрашенными губами и густо нарумяненными щеками, в коротком черном болеро – встретилась с ним взглядом. Но не этот всплеск красного в задымленном зале привлек его внимание. Незваного гостя заинтересовало то, что эта девушка напоминала заблудшую душу. Такой же заблудшей душой ощущал он себя несколько мгновений назад. Ему подумалось: отныне их судьбы связаны неразрывно.

Когда она вышла из зала и направилась к лестнице, ведущей на верхнюю прогулочную палубу, он последовал за ней.

– Как вас зовут?

– Люси, – с улыбкой ответила девушка. От ее первоначальной сдержанности не осталось и следа.

Когда мужчина поднялся на прогулочную палубу, она стояла, опираясь о поручень, и смотрела на реку. Он расположился в ярде от нее и устремил взгляд в том же направлении. Кроме них, на палубе никого не было.

– Прошу прощения, если я кажусь бесцеремонным, но вы представляетесь мне заблудшей душой.