Смертельный бизнес

Керник Саймон

— Знаешь, я понимаю, что это звучит глупо, но мне кажется, в нем было какое-то предостережение.

Малик ухмыльнулся:

— Предостережение? Вы что, думаете, Лес Дэннис в опасности?

— Я серьезно говорю, Азиф. Этот сон не похож на другие мои сны. Я не суеверный и не верю в толкования сновидений и тому подобную чушь. Я даже не крещеный. Но этот сон был настолько реалистичным, что, когда я проснулся, у меня не было никаких сомнений в том, что Молли мертва.

— Тогда расскажите еще раз, что вам приснилось.

Я начал

свой рассказ с начала, не называя имен первых трех мертвецов и стараясь говорить тихо, чтобы никто из окружавших нас пассажиров — сплошь стариков, старушек и иностранных студентов — не услышал, о чем я говорю. Не очень-то хотелось, чтобы они косились на меня как на сумасшедшего.

За все время, пока я рассказывал, мы проехали немногим больше тридцати ярдов. Малик покачал головой и посмотрел на меня так, словно считал, что ему не стоит выполнять приказы человека, у которого такие проблемы с адекватным восприятием реальности.

— Послушайте, сержант, я бы не стал придавать этому такое значение. Сон это всего лишь сон. Скорее всего, с девочкой все в порядке.

— Надеюсь. Но меня настораживает, что ее не видели последние две недели.

— Мы опросили пока только уличных проституток. Может быть, она завязала с такой работой. Может быть, поняла, что нет ничего хорошего в том, чтобы зависеть от наркотиков и продавать себя.

Я засмеялся:

— Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

— Если честно, не очень…

— Поэтому я и говорю: девчонка мертва.

— Возможно. Но она также могла взять и просто сменить место. Это, кстати, более вероятно, чем то, что ее тело сейчас разлагается в какой-нибудь канаве.

Последние слова Малик произнес излишне громко, и несколько пассажиров посмотрели на нас с удивлением.

— Ты прав, — сказал я, но остался при своем мнении.

На Джанкшн-роуд автобус окончательно застрял, пришлось дальше ехать на метро, которое, слава богу, работало нормально. Мы вышли на станции «Камден» в десять двадцать. К этому времени выглянуло солнышко, и мы решили прогуляться пешком.

Коулман-Хауз располагался в большом викторианском здании из красного кирпича, стоявшем на маленькой улочке в том месте, где она соединялась с большой дорогой. Одно окно на третьем этаже было заколочено, но в остальном дом выглядел очень прилично. Перед входом на кирпичном заборе сидели мальчик и девочка. Они курили и даже не пытались скрыть свое занятие от посторонних глаз. На девочке была экстремально короткая юбка и пара больших черных кроссовок на толстой подошве, которые в сочетании с ее худыми ногами делали ее похожей на мутанта. Дети одновременно повернулись к нам, когда мы подошли, и мальчишка презрительно спросил:

— Вы что, копы?

— Точно, — ответил я. — Мы расследуем убийство.

— Да ну! И кто умер? — спросил он с явным интересом. Маленький извращенец.

— Давай сначала познакомимся. Как тебя зовут?

— А причем тут я, я ничего не делал!

—

Он имеет право не говорить вам, как его зовут, — со знанием дела заявила девочка, глядя мне прямо в глаза. Я бы дал ей на вид лет тринадцать и даже назвал бы красавицей, если бы ее лицо не портили россыпь прыщей на подбородке и дешевый макияж. Для тринадцатилетней девочки она неплохо разбиралась в существующих законах. У меня было предчувствие, что другие дети приюта мало чем отличаются от нее.

— Правильно, но мне хотелось бы побеседовать с ним, а не зная имени, говорить с человеком как-то неудобно.

— Вы можете говорить с ним, только если рядом будет кто-то из работников приюта.

— Милая дама, когда же вы успели получить диплом юриста?

У нее на языке уже был остроумный ответ, но нашу беседу неожиданно прервали:

— Могу я вам чем-нибудь помочь, господа? — спросила нас привлекательная женщина, на вид чуть моложе тридцати пяти лет. Высокая — примерно метр семьдесят пять — судя по тону, она занимала здесь какую-то руководящую должность.

Я повернулся к ней и улыбнулся, пуская в ход все свое обаяние.

— Надеюсь, что да. Меня зовут детектив Милн, а это мой коллега, констебль Малик. Мы собираем информацию для расследования одного дела.

Она устало улыбнулась:

— Что на этот раз?

— Произошло убийство.

— Вот как, — казалось, женщина была удивлена. — А о чем вы беседовали с детьми?

— Я просто решил представиться.

— Неправда, — вмешалась девочка. — Он хотел узнать, как нас зовут.

— Энн, дальше я пообщаюсь с детективом сама. Вы с Джоном разве не должны быть сейчас на занятиях?

— У нас перекур, — ответила девочка, даже не глядя на женщину.

— Господа, думаю, нам лучше пройти в мой кабинет и поговорить там.

Я кивнул:

— Конечно. А как вас зовут?

— Карла Грэхем. Я директор приюта.

— Ну тогда ведите нас, — сказал я, и мы вошли за ней в дом через двойные двери.

Внутри здание напоминало больницу: высокие потолки, полы, покрытые линолеумом, на стенах плакаты, рассказывающие о том, что будет, если пользоваться одной иглой, как предотвратить нежелательную беременность и тому подобных вещах, мешающих жить счастливой жизнью. В воздухе негостеприимно и резко пахло дезинфекцией. Это был далеко не дом «отца всех детей» филантропа доктора Барнардо.

Просторный кабинет Карлы Грэхем располагался в дальнем конце коридора. Она впустила нас внутрь, и мы уселись на стулья, стоящие возле большого стола. Здесь на стенах тоже висели плакаты. На одном была фотография пятилетнего малыша, покрытого синяками. Надпись сверху гласила: «Боритесь с жестокими родителями». Под фотографией было написано: «А не с детьми».

— Так что же случилось? — спросила Карла. — Надеюсь, никто из наших клиентов не имеет к этому отношения?

— А кого вы называете клиентами? Детей? — с удивлением спросил Малик.