Смертельный холод
Шрифт:
«Она не стоит того». Эти слова ранили и жгли. Поначалу она даже не понимала, насколько глубока эта рана. Поначалу этого никогда не понимаешь. Ты словно немеешь. Но со временем ей это стало ясно. Она была глубоко уязвлена.
Гамаш поговорил с ней, и это было интересно. Это ей действительно помогло. Хотя бы в том, что ей стало понятно, как вести себя дальше. Она набрала номер на своем сотовом. Ответил мужской голос, на заднем фоне слышался звук хоккейного матча.
– У меня есть к тебе вопрос, – сказал Гамаш, и изменение интонации его голоса насторожило Рейн-Мари. – Правильно ли я поступил в деле Арно?
Сердце
– Почему ты спрашиваешь об этом сейчас?
– Из-за этого дела. Оно не только об убийстве. Оно в некотором роде еще и о вере.
– Все дела, которые ты расследовал, так или иначе имели в своей основе веру. Во что верит убийца, во что веришь ты.
Это было правдой. Мы – то, во что мы верим. И единственным делом, в котором он был очень близок к тому, чтобы предать свою веру, было дело Арно.
– Может быть, нужно было позволить им умереть.
Вот оно. Не руководствовался ли он в деле Арно эгоистическими соображениями? Своей гордыней? Своей уверенностью в том, что он прав, а все остальные заблуждаются?
Гамаш помнил проведенное без огласки и в спешке совещание в управлении Квебекской полиции. Решение позволить этим людям совершить самоубийство ради сохранения репутации полиции. Он помнил свои возражения, помнил, что большинство голосов было против него. А после этого он ушел. Он все еще ощущал уколы стыда, вспоминая о том, что случилось после. Он взялся расследовать дело в Маттон-Бее, как можно дальше от управления. Там он собирался прочистить мозги. Но он с самого начала знал, чт'o должен сделать.
А встреча с рыбаком рассеяла последние сомнения.
Гамаш купил билет на первый самолет и вернулся в Монреаль. Это был тот самый уик-энд, когда Арно решил отправиться в Абитиби. Гамашу пришлось проделать долгий путь на машине. И чем ближе он подъезжал к пункту назначения, тем хуже становилась погода. Первая снежная буря этой зимой обрушилась на землю быстро и коварно. Гамаш потерялся, а машина его застряла.
Но он молился и дергал машину, и в конечном счете покрышки сцепились с дорогой, ему удалось выбраться из заноса, и он пробрался назад до главной дороги. До правильной дороги. Нашел домик и прибыл вовремя.
Когда вошел Гамаш, Арно на миг застыл, а затем прыгнул туда, где лежал его пистолет. И в то мгновение, когда Арно сделал прыжок, Гамаш понял кое-что про него. Он собирался дождаться, когда другие покончат с собой, а потом – исчезнуть.
Гамаш метнулся в угол комнаты и первым схватил пистолет. И внезапно все закончилось. Всех троих отвезли в Монреаль, где их ждал суд. Суд, которого никто, кроме Армана Гамаша, не хотел.
Процесс привлек внимание общественности, мнения разделились не только в полиции, но и среди простых граждан. Многие винили Гамаша. Он совершил немыслимое. Вынес на всеобщее обозрение грязное белье.
Гамаш предвидел это, и потому решение далось ему с немалым трудом. Потерять уважение коллег – дело страшное. Трудно было стать парией.
И в час, когда уверен наш счастливец, Что наступил расцвет его величья, Мороз изгложет корни, и падет Он так же, как и я.– «И
– «Навеки, без надежд», – закончила без него цитату Рейн-Мари. – Неужели ты настолько велик, Арман, что твое падение станет легендой?
Он издал короткий смешок:
– Просто я жалею себя. Тоскую по тебе.
– А я по тебе, мой дорогой. И да, Арман, я думаю, ты поступил правильно. Но я понимаю твои сомнения. Они-то и делают тебя великим человеком, а вовсе не твоя уверенность.
– Этот долбаный Томас – ты видел это? – Бовуар стоял перед телевизором, обхватив голову. – Продайте его! – прокричал он в экран.
– Так кем бы ты предпочел быть сегодня – Арманом Гамашем или Карлом Томасом? – спросила Рейн-Мари.
Гамаш рассмеялся. Он не часто говорил о своих сомнениях, но в этот вечер они вынудили его.
– Значит, дело Арно еще не закончилось? – спросила Рейн-Мари.
Агент Николь спустилась по лестнице, встретилась с ним взглядом, улыбнулась. Она кивнула и присоединилась к группе, которая была так занята, что даже не заметила этого.
– Non, ce n’est pas fini [97] .
Глава тридцать шестая
В домах Трех Сосен один за другим гас свет, погасли все огни и на огромной сосне, и деревня погрузилась в тишину. Когда все ушли спать, Гамаш выключил свет в гостиной и остался сидеть там в тишине, наслаждаясь покоем, с удовольствием представляя, как деревня укладывает голову на подушку. Но вот он встал со стула, тихо надел куртку и ботинки и вышел на улицу. Снег заскрипел под его ногами. Эмили Лонгпре сказала, что на следующий день дано штормовое предупреждение, но верилось в это с трудом. Он вышел на середину дороги.
97
Нет, еще не закончилось (фр.).
Все погрузилось в тишину. Все сияло. Гамаш поднял голову и уставился на звезды. Все небо было усыпано ими. Он подумал, что это, наверное, его любимая часть дня. Стоять под зимним небом. Вид у звезд был такой, будто Господь отменил бурю и подвесил в небе миллионы хлопьев. Ярких и веселых.
Ему не хотелось идти, не было потребности прогуляться. Он знал все ответы. Он вышел, чтобы побыть наедине с самим собой посреди Трех Сосен и посреди ночи. Здесь было так покойно.
Когда они проснулись на следующее утро, за окном бушевала снежная буря. Гамаш увидел ее из кровати. Точнее сказать, он не увидел ничего. Снег залепил окно, и даже на деревянном полу образовался небольшой нанос, где снежинки через открытое окно задуло внутрь. Полная тишина. Он обратил внимание, что его будильник выключен. Попробовал включить свет – не работает.
Ничего.
Напряжения в сети не было. Он выбрался из кровати, закрыл окно, надел халат и открыл дверь. Снизу до него доносились приглушенные голоса. На главном этаже он увидел волшебное зрелище: Габри и Оливье зажгли масляные лампы и штормовые свечи. В комнате были разлиты лужицы янтарного света. Это было нечто удивительное, мир, состоящий из одного огня. Огонь горел и в камине, от которого расходились световые и тепловые лучи. Гамаш подошел поближе. Котел, вероятно, не работал уже несколько часов, и в помещении было прохладно.