Смертельный номер. Гиляровский и Дуров

Добров Андрей Станиславович

– Ну, как? – спросил я после приветствий, снимая пальто и вешая его на крючок у двери, где уже висела коричневая вытертая шуба главного «Ангела».

– Чаю хочешь? – спросил он.

– Чаю? Чаю хочу.

Арцаков вызвал какого-то из своих молодцов, и тот быстро принес чай в стаканах. Петр Петрович полез рукой под стол и вытащил снизу бутылку рома.

– А плеснуть тебе? – спросил он. – Для сугреву, по капельке?

– Можно и по две! – ответил я.

– Тогда уж по три, – ответил он. – Бог троицу любит.

Щедро сдобрив чай ромом, он пододвинул ко мне стакан и закурил кривую вонючую сигарку.

– Как

ты дышишь тут со своими сигарами? – спросил я. – Ведь окошко закрыто? Тяги нет.

– А! – махнул он рукой. – Через дверь уходит.

– Узнал что-нибудь?

– Узнал.

– Что?

– Не то чтобы много, но для тебя может быть интересным.

– Давай.

Арцаков хмыкнул.

– В общем, в прошлый раз, про который я тебе рассказывал, мы все больше самого Дёмку в оборот брали. Он у них главный – ну, наша логика понятна, да? Остальные нас не интересовали. А тут я решил узнать – что у него за люди.

– Это Полковница, да? Барон там какой-то.

– Дорфгаузен. Ну да.

– А он настоящий барон?

Арцаков сморщился.

– Не.

– И Полковница тоже липовая? А как по-французски шпарит!

– Вот она как раз настоящая. Настоящая полковница – вышла замуж еще девчонкой за полковника. Но того еще в Самарканде при восстании… А она… Что тут говорить – кем была и кем стала. Есть там еще несколько человек, но это так – пара шулеров плюс разная шушера. Но интересней всего Левка Американец.

– Американец?

– Никакой он не американец, – помотал головой Арцаков и щелчком сбросил пепел в пепельницу. – Это кличка у него такая. Одевается, как американец. Это да. Но и только.

Я вдруг вспомнил помятого типчика за спиной у Дёмки Тихого – там, в притоне. Несомненно, Арцаков говорил именно о нем – американская стрижка, американские тонкие усики над верхней губой… Хлебнув теплого чаю, резко отдающего ромом, я задумался.

– Так вот, – продолжил Петр Петрович, – прижали мы твоего барона Дорфгаузена в одном тепленьком местечке. Тихо так прижали, по-семейному. И он рассказал нам любопытную вещь. Этот самый Дёмка, как оказалось, хоть и главный, да не шибко головастый. Только форсу много, а вот тут, – Арцаков постучал себя коротким пальцем по крепкому лбу, – у него маловато. А вот как раз этот самый Левка Американец – он у них все и придумывает.

– Ага, – кивнул я, – интересно.

– Да. Американец… Был карманником. Но потом познакомился с Тихим и быстро поднялся. Но вот еще одна ма-а-аленькая подробность будет тебе, как мне кажется, очень интересна. Знаешь какая?

– Какая?

– Левка этот в свое время работал в цирке Никитиных. Жонглером. Отсюда у него и ловкость рук, понимаешь?

– Да-а-а…

– И сдается мне, – Арцаков потушил папиросу, почти вдавив гильзу в дно пепельницы, – что и из цирка его поперли за такое вот жонглирование с чужими кошельками. Не знаю, может, совпадение, что он из бывших циркачей, а может, имеет к твоему делу прямое отношение. Сам решай.

Я поднялся, поставил опустевший стакан.

– Все?

– Все.

– Спасибо тебе, Петр Петрович, – поблагодарил я, вынул из кармана пиджака портмоне и выложил на зеленое сукно стола несколько кредитных билетов.

Арцаков, не считая, скинул деньги в ящик стола.

– Завсегда пожалуйста, Владимир Алексеевич!

Если что, обращайся. Ты у нас теперь вроде как клиент, могу и скидочку сделать на будущее.

Мы пожали друг другу руки, и я ушел.

Установилась ясная погода – рождественские морозы шли на убыль, чтобы собрать побольше сил к Крещению. Москва после праздника расслабилась, притихла. По улицам, ранее забитым санями, теперь не спеша катили одиночные повозки, прохожие были похожи скорее на добродушных дядюшек и тетушек – от них так и веяло сытостью почти доеденного рождественского стола. Все визиты были отданы, подарки подарены и получены, и торопиться больше никуда не имело смысла. Дворники, проспавшиеся после угощения от квартиросъемщиков, вполсилы боролись со снегом на своих участках, городовые нехотя переминались с ноги на ногу. Вдруг в ясном морозном воздухе начинался умиротворенный колокольный звон… Город был так тих и безмятежен, как он бывает только после Рождества.

Только я не мог чувствовать себя настолько же безмятежным.

По свободной дороге я быстро докатил в санях к дому Дурова на Божедомке. Покрутив ручку дребезжащего звонка, я снял папаху и рукавом вытер вспотевший лоб.

Каково же было мое удивление, когда дверь открыл не Владимир, а Анатолий Дуров. Ведь еще недавно мы с ним бежали отсюда, спасаясь от гнева старшего брата.

– Владимир Алексеевич! – весело вскричал Анатолий. – Отлично! Превосходно! Вот такому гостю мы всегда рады. Заходите скорей! Давайте мне пальто и шапку!

Я вошел, разделся, стянул теплые ботинки с галошами и всунул ноги в ковровые тапочки огромного размера.

– Проходите! – Анатолий Леонидович, улыбаясь, повел меня в гостиную.

– А где Владимир Леонидович? Уехал? – спросил я.

– Почему уехал? Мы с ним тут сидим, работаем.

Действительно, в гостиной за столом сидел Дуров-старший – в лиловом теплом халате и небольшой тюбетейке на голове. Перед ним лежали исчерканные листы бумаги и карандаши.

– Здравствуйте, Владимир Алексеевич, – смущенно сказал Дуров-старший. – Мне так неловко за себя! Да что там неловко – положительно просто стыдно! В меня как будто черт вселился! Простите меня, будьте так добры! Ведь по пьяному делу весь этот кураж!

– И еще от страха, конечно, – добавил Анатолий, садясь на стул рядом с братом и указывая мне на кресло. – От страха.

– Наверное, от страха, – кивнул Дуров-старший. – А что, тебе не было бы страшно, Толька? Сидишь, ждешь смерти… Как Гамбрини. Он ведь ждал смерти, Владимир Алексеевич?

– Ждал, – кивнул я, – именно себе. Какое-то предчувствие у него было.

– Вы ведь с ним последним разговаривали? – спросил Владимир.

– Да.

Владимир замолчал.

– Что хотите? – спросил тут же Анатолий. – Чаю, кофе или чего покрепче?

– Только что выпил и чаю, и чего покрепче, – ответил я. – Спасибо, немного погодя, может быть. Боюсь, голова затуманится, логически мыслить не смогу.

– А зачем вам логически мыслить? – улыбнулся Анатолий и тут же поправился: – Я имею в виду именно сейчас. Ведь вас можно теперь поздравить! Только благодаря вам весь этот кошмар, кажется, закончился. Муму сбежал, правда, но зато теперь и убийства прекратятся. Все в цирке об этом говорят. Вы теперь там – герой!

– Такой уж и герой!