Смертельный розыгрыш
Шрифт:
— Птица и правда очень редкая,— сухо заметил я.— Она не испугалась первого выстрела и исчезла безо всякого следа: можно подумать, она сама спрятала свои останки.
Я рассказал миссис Пейстон, что Элвин и я не нашли ни единого перышка убитой птицы. Она всплеснула руками, и снова зазвенели браслеты.
— Удивительная история. И очень загадочная.
— Достойная внимания профессора Пелема Й. Стобба,— сказал я, поглядев на своего визави. Вскинув брови, он ответил мне ироничным и в то же время подчеркнуто простодушным взглядом.
— Стобб? Что за нелепая фамилия? Кто он такой?— рассмеялась Вера.
— Йельский
— Какое отношение имеет он к кукушке?
— Кто-то подложил ему яйцо в гнездо, воспользовавшись его отсутствием.
Элвин улыбнулся Вере.
— Ему наставили рога. Так сказать, в переносном смысле. Но…
— Не знаю, что означает это выражение,— перебила Вера.
— Это выражение означает, что кто-то, тайком от мужа, забирается в постель к его жене,— пропел Элвин.
Вера слегка нахмурилась. На ее лицо, как тень от облака, легла странная печаль; она ушла в себя, глубоко задумалась, выпятив чувственную нижнюю губку,— так бывает, когда людей захлестнут воспоминания. Меня вдруг охватила неизъяснимая тревога за нее, мне захотелось стереть эту нагловатую ухмылку с физиономии Элвина. Но это было не в моих силах.
Я огляделся по сторонам. Сэм сидел рядом с упитанной девицей, видимо, впервые появившейся в обществе, я заподозрил, что он коварно провоцирует ее на все новые и новые банальности. Дженни сидела в конце стола, по левую руку от Роналда Пейстона, рядом с ней — Берти Карт, за ним — Коринна. Мне давно уже хотелось знать, как чувствует себя Коринна на этом рауте — званые ужины в Оксфорде скромнее. Я убедился, что она чувствует себя превосходно, весело щебечет с Берти, который проявляет к ней большое внимание. Очень мило с его стороны, подумал я, так старательно развлекать неискушенную шестнадцатилетнюю девочку.
Сам ужин походил на корпоративные банкеты и, при всей своей изысканности, отличался полным отсутствием выдумки. По-видимому, он был доставлен из ресторана; это предположение подтверждалось полным равнодушием нашей хозяйки к подаваемым блюдам — ела она очень мало и без всякого аппетита. Когда этот бесконечный, казалось бы, ужин все же подошел к концу, Роналд поднялся на ноги. Я с ужасом понял, что он собирается произнести спич. Сходство с официальным банкетом было разительное.
— Это счастливейший день для меня,— возгласил наш хозяин.— И я рад, что некоторые мои друзья и соседи могут разделить со мной это счастье. Вы, полагаю, знаете, что я всегда принимал близко к сердцу интересы Толлертонского охотничьего клуба, с тех пор как живу в этих краях.— Он сделал паузу и отхлебнул холодной, со льдом воды. Я окончательно утвердился в мысли, что он джентльмен в первом поколении: его отец наверняка выбился из низов.
— Сегодня утром,— продолжал Пейстон,— я получил уведомление от секретаря клуба: комитет оказывает мне большую честь, приглашая занять место председателя после ухода в следующем году генерала Брутона.
Роналд Пейстон снова замолчал. Его деловые друзья с красными гвоздиками в петлицах шумно захлопали в ладоши; местные жители, однако, вели себя сдержанно: некоторые даже украдкой переглядывались с недоумением или замешательством. Если Пейстон и заметил, что его слова отнюдь не вызвали всеобщего энтузиазма, то не подал виду. Я убедился, что он не теряет присутствия духа и, при всей любви к пышнословию, производит впечатление человека, умеющего
— Поскольку среди нас нет ни одного члена охотничьего клуба, я полагаю своим долгом выразить от вашего имени, леди и джентльмены, наше удовлетворение выбором комитета, оказавшего столь высокую честь нашему другу и соседу Роналду Пейстону, к чьему имени я хотел бы присовокупить имя его достойной супруги.
На его поклон Вера Пейстон ответила неопределенной улыбкой. Я мог только догадываться, скоро ли присутствующие поймут, что Элвин весьма тонко спародировал речь нашего хозяина, но при одной мысли, что рано или поздно это случится, я вздрогнул.
— Сам я, как вы знаете, никудышный, можно сказать, дерьмовый наездник.— Этот намеренный вульгаризм вызвал несколько нервных смешков.— Я предпочитаю, чтобы все барьеры брал вместо меня мой брат Берти. Гордость для меня превыше всего, я не могу позволить себе рисковать падением. Но мой отец много лет был председателем толлертонского клуба, и вполне естественно, что его преемник, наш нынешний сквайр, подхватит великую старую традицию.
Некоторое время Элвин продолжал говорить своим вкрадчивым голосом. И вдруг, к своему удивлению, я услышал:
— Мы должны отметить и другое радостное событие. Наш новый сосед Джон Уотерсон недавно стал почетным членом совета оксфордского колледжа Святого Иосифа. Среди всех нас, восседающих за гостеприимным столом Пейстона, очень мало людей, которых можно было бы назвать академически образованными. (Приглушенный смех.) Позвольте мне объяснить вам, что почетное членство в совете одного из старейших наших университетов — отличие чрезвычайно редкое, по сравнению с ним даже председательство в клубе охотников на лис не столь блистательная честь, как считаем мы, деревенские пентюхи. (Гробовая тишина.) Конечно, почетное членство в совете необходимо заслужить, требуется иметь голову на плечах. (Вежливые аплодисменты.) Разумеется, и председателю охотничьего клуба тоже не мешает иметь голову на плечах, но это не обязательно.
Сказав еще несколько слов в том же скандальном духе, Элвин сел. Когда мы уже выходили из Большого зала, я услышал несколько реплик по поводу его речи и сообщения Пейстона.
— Наш старый Элвин становится все чуднее. И куда он гнул — не пойму.
— Кто этот парень Уотерсон?
— Никогда не слыхал. Но боюсь я этих умников.
— Видать, левак. Все они леваки.
— Стыд и срам. И все потому, что этот Пейстон деньги лопатой гребет. Охота — удовольствие дорогое,— злобно присипела грубоватая на вид женщина.— Что они там в комитете — сбрендили?
Дождавшись Сэма, мы все вышли в сад.
— Ну и дает эта дебютантка,— буркнул он.— Она спросила меня, в какой стае я охочусь.
— И что же ты ответил?
— С бристольскими шакалами. До нее не дошло. Пришлось растолковывать, что под шакалами я разумею журналистов. Да, папа, не повезло тебе с соседями.
Перед нами по газону скользила Вера Пейстон, ее рука слегка касалась рукава Берти Карта. Он что-то серьезно объяснял ей, но она слушала его вполуха. В теплых летних сумерках, густо напоенных ароматами сирени и цветов душистого табака, очарование ее движений казалось почти сверхъестественным.