Смертельный розыгрыш

Блейк Николас

— Ну что ж, я скажу, что вы удрали. Человек я пожилой, где мне вас догнать.

Вера засмеялась своим звонким, как птичьи трели, смехом.

— Вы поразительный человек, Джон. С виду такой респектабельный и солидный. Кто бы мог подумать…

— Что?

— Нет, ничего… На этой жерди так неудобно сидеть. Вы не схватите смертельную простуду, если снимете свой макинтош и расстелете его на траве?

Я сказал, что постараюсь выдержать это тяжкое испытание. Мы сели на макинтош, спиной к изгороди. И сама Вера, подумал я, поразительная женщина. Все ею сказанное в устах другой могло быть воспринято как неприкрытое

заигрывание, но в устах Веры с ее странной аурой пассивности, фатализма звучало совершенно искренне — ничего от обычного женского лукавства. Я поймал себя на мысли, что богиня не нуждается в кокетстве, потому-то она так опасна.

— Ну что,— сказала она после недолгого, с минуту, дружелюбного молчания.— Спрашивайте.

— О чем?

— Послушайте, Джон, просто невероятно, чтобы мужчина был таким нелюбопытным. Вы ведь наверняка горите желанием знать, что я делала в этом маскарадном наряде?

— Но я не уверен, что вы горите желанием рассказать мне. В этом нет никакой необходимости, дорогая.

— Тогда угадайте. Я обещаю сказать, верна ли ваша догадка.

— Хорошо,— согласился я.— Предположим, вам надоело торчать целыми днями одной в Замке. Цыганенка никогда не видели по субботам и воскресеньям, когда ваш муж дома. Бродить по здешним окрестностям в сари немыслимо, вот вы и переодевались цыганенком. Чтобы никто не мог вас узнать. Услышав, что жена бродит одна по ночам, Роналд вряд ли одобрил бы ее поведение. В вас есть что-то дикое, первозданное, вы жаждете одиночества, нет, свободы. Вы та самая кошка, которая гуляла сама по себе.

Она в упор глядела на меня большими, немигающими, горящими, кошачьими глазами.

— Вы, оказывается, самый что ни на есть романтик,— прошептала она.

— Стало быть, я ошибаюсь?

— Вы слишком хорошо воспитанный человек, чтобы прямо высказать свои подозрения. Выскажите же их.

— Вы встречаетесь с кем-нибудь по ночам?

В ее долгом молчании мне почудилась обида, я начал извиняться.

— Нет, нет,— отмела она мои извинения,— вы совершенно правы. Да, я встречалась. Да, с любовником. Поэтому мне и приходилось переодеваться. Не могла же я встречаться с ним в доме Роналда, в этом было бы что-то вульгарное,— она засмеялась,— даже для «черномазой». Сама не знаю, почему рассказываю вам все это,— добавила она с забавным недоумением.

Услышав это словцо «черномазая», я сразу вычислил, о ком речь. В моей памяти всплыла фраза,— какой отвратительной представлялась она мне сейчас!— слышанная мною в саду Замка, на званом ужине.

— Но он же ужасный наглец!— вырвалось у меня.— Вам повезло, если вы отделались от него, дорогая. Если, конечно, отделались.

— Вы знаете, о ком я говорю? О нас уже ходят сплетни?

— Я ничего не слышал.

— Я знаю, что он грубое животное. Знала это с самого начала.— Бесконечная печаль звучала в голосе Веры.— Но я не видела никаких причин… отвергнуть его… Мы встречались здесь, в лесу. По поверью, около развалин часовни водится нечистая сила. Берти сказал, что местные жители боятся туда ходить.

Я снова почувствовал на себе ее взгляд. Задумчивый, как бы размышляющий. И мне вспомнились слова Харди: «…бывало, размышляла она, оглядывая меня, и какой прекрасной казалась нам жизнь!» И вдруг в тревожном озарении я понял, что

для меня настал как раз такой миг. Ее рука — маленькая, удивительно гибкая — оказалась в моих пальцах.

— Я боюсь его,— призналась она. И, помолчав, прибавила:-Уверена, что он затеял все это лишь для того, чтобы отомстить Роналду, который отобрал у них с братом родовое имение.

— По-моему, ваше предположение отдает мелодрамой. Он просто неисправимый бабник. И ему трижды наплевать, что они с братом уже не хозяева Замка. Будь на его месте Элвин…

— Но он тоже пытался…

— Пытался вас соблазнить? Боже мой!

— Да.— В ее голосе журчал сдерживаемый смех.— Сущий абсурд, правда? А уж как цветисто он выражался! Я не могла удержаться от хохота. Такая я безнадежная дура — всегда хохочу невпопад. На самом деле это нервозность. Во всяком случае, теперь вы понимаете, почему мы с Берти не могли встречаться в «Пайдале». Это было бы слишком жестоко по (Отношению к бедному старому Элвину.

Судя по разговору в саду, когда мы с Дженни впервые посетили «Пайдал», Элвин был прекрасно осведомлен о романе своего брата, они только что не обменивались мнениями о Вере, но я не стал об этом говорить.

— Вы очень шокированы?— спросила она.

— Ужасно ошарашен.

Вера улыбалась, гладя мои пальцы.

— Началось это с уроков верховой езды.

Я невольно отдернул руку: так больно задело меня это признание.

— И моя дочь берет у него уроки верховой езды.

Вера не проронила ни слова. Что это: проявление такта или эгоцентризма?

— Я хотела бы познакомиться с вашей дочерью поближе. Она у вас такая милая.— После недолгой паузы она добавила:— Как продвигается расследование Сэма?

— Расследование Сэма?

— Вы не знали?— изумилась Вера.— Он приходил к нам в субботу — задал кучу вопросов обо всем, случившемся в Нетерплаше. Он говорит, что из этого можно сделать материал для его газеты.

Я был ошеломлен. Мой сын — человек сдержанный, но до сих пор он никогда ничего не скрывал от меня. Странно, очень странно, что он не поделился ни с Дженни, ни со мной. И, конечно, совершенно исключено, чтобы бристольская газета напечатала рассказ о событиях в захудалой дорсетской деревушке.

— Ваша жена не имеет ничего против того, чтобы он к нам заходил?

— Какие возражения у нее могут быть?— сказал я и тут же мысленно ответил на свой вопрос. Дженни и так тревожится за Коринну. Что, если к ее тревоге присоединится еще и опасение, как бы Сэм не попал под очарование этой женщины? А я слишком хорошо знал неотразимость ее очарования.

Вера как будто читала мысли.

— Может ваша жена побаивается, как бы я не оказала на Сэма дурного влияния.— И снова в ее голосе была печаль, глубоко меня тронувшая.

— Чепуха, дорогая.

— Люди так редко навещают меня,— сказала она без всякого сострадания к себе, что только усугубляло горечь этих слов.

— Тем хуже для них,— нашелся я.

Вера колотила маленькими кулачками по драным старым брючкам.

— Я просто не понимаю вас, англичан. У себя на родине я была… скажем так… не последним человеком: моя семья занимает высокое положение в обществе. Я живу здесь в Англии шесть-семь лет и почти ни с кем не знакома. Да, конечно, соседи наносят нам официальные визиты, но тем дело и ограничивается.