Смертельный туман
Шрифт:
– Никак нет, сэр, – выдал он заведомую ложь. – Не боюсь.
– А Мак-Вильямса боишься?
Коллинз сглотнул. Он вконец сбился с толку.
– Пытаюсь не бояться, сэр…
– А меня? Меня боишься?
Коллинз набрал побольше воздуху в грудь. Он-то начал уже думать, будто некоторым чудом дает правильные ответы. Теперь, однако, было похоже, что его вели в западню, и он не знал, как спастись, потому что ловушка оставалась неочевидной. Врать он уже пытался; видимо, пора попробовать правду.
– Да, сэр, – сказал он.
И… распростерся
Пряча удовлетворение, майор Меррет оглядел изумленных солдат. Несколько удивился даже Мак-Вильямс. Наступив башмаком на спину Коллинзу, майор придавил его еще крепче.
– Ты еще не начинал бояться как следует, Коллинз, – сказал он, подпуская в голос металла. – Дай я тебе кое-что объясню. Возможно, тебя индейцы убьют. А может, Мак-Вильямс весь последующий месяц будет каждый день ставить тебе фонарь. Но никто из них не достигнет того, что могу сделать я! Им не по силам лишить тебя самоуважения, заставить жалеть, что ты не сдох в филадельфийской кутузке…
Коллинз закашлялся. Попытался приподнять голову, но майорский башмак не позволил.
Меррет ждал, давая подразделению как следует переварить унижение Коллинза. Он заметил, как скучающее выражение Мак-Вильямса сменилось самодовольным.
– Твои обидчики не смогут заставить тебя грызть землю, а я могу, – проговорил наконец Меррет.
Хлюпик у него под ногами был жалок. Форма разорвана – скорее всего, в драке с Мак-Вильямсом. Кожа на руках сморщилась, еще чуть – и выглянут кости. Меррет содрогнулся от отвращения. Проговорил раздельно и четно:
– Ешь землю, солдат!
Среди солдат поднялся легкий ропот, но майор демонстративно не обратил внимания.
– Я сказал, Коллинз, ешь землю!
Еще налег башмаком, стал ждать.
Медленно, нерешительно Коллинз приник лицом к земле. Давящая тяжесть чуть отпустила. Приоткрыв рот, он соскреб зубами немного земли. Майор вновь надавил…
– Я что сказал? Ешь! Глотай!
Меррет вновь покосился на Мак-Вильямса. Самодовольство на его роже уступило место легкому беспокойству. Меррет чувствовал, как под ногой двигались ребра Коллинза.
– Еще! – велел он и приподнял башмак, давая Коллинзу возможность вновь повернуть голову к земле.
Тео стоял во втором ряду, наблюдая, как майор преподносил урок дисциплины. Его подташнивало, словно самому приходилось глотать грязь. Казанова рядом с ним ощутимо излучал ярость. Да не он один – все. Тео чувствовал и кое-что еще: к ярости примешивался страх. Казалось, они сидели в темной пещере, пронизанной запахом сырости. И вот из глубины начала истекать вонь гнилья, смешалась с влагой и затхлостью, пока наконец дух плесени не пропитал все и вся. Тео не взялся бы сказать, как обстояло дело со страхом у него самого: зарождался он внутри или впитывался из воздуха. Он молча наблюдал, как Меррет заставлял Коллинза вновь и вновь глотать
– Ну-с, Мак-Вильямс? – при всеобщем молчании осведомился Меррет.
Теперь Мак-Вильямс смотрел на него с открытой ненавистью. Скука, самодовольство и сменившее их беспокойство выкристаллизовались во что-то новое.
– Собираешься что-нибудь предпринять? – издевательским тоном продолжал майор. – Никак у тебя хватает благородства и здравого смысла заступиться за сослуживца, которого землю есть заставляют? Ты ведь следующий раз можешь оказаться на его месте! Ну?
Он смотрел на Мак-Вильямса, презрительно улыбаясь. Потом убрал ногу со спины Коллинза, отступил.
Коллинз закашлялся. В следующую секунду его начало рвать. Мак-Вильямс наградил майора последним презрительным взглядом, присел на корточки, бережно помог Коллинзу подняться хотя бы на колени. Даже гладил его по спине, пока Коллинза выворачивало наизнанку.
Огонь в душевной пещере Тео успел угаснуть. Его сменило холодное отвращение: Меррет ловко манипулировал и Мак-Вильямсом, и всем подразделением. Намеренно заставил их испытать сперва гнев, потом страх и, наконец, желание защитить Коллинза.
Что ж, урок Меррету удался. Впредь они не будут драться между собой. Теперь у них есть общий враг…
Когда майор распустил подразделение, приказав разбивать лагерь, солдаты со всех ног кинулись прочь. Один Тео остался на месте. Тучи над головой снова зарокотали. Тео форменным рукавом утер со лба пот.
– Эй, – Казанова взял его за плечо. – Пошли. – Тео не отозвался, и он продолжил: – Знаю, Меррет, конечно, скотина… Но что мы можем сделать?
Тео моргнул, повернулся к другу:
– Меррет не скотина. Он клоун. Надо, чтобы ребята поняли это!
Казанова покачал головой:
– Что ты имеешь в виду?
– Над клоунами положено смеяться, так ведь? Если сумеем посмеяться над ним, мы больше не будем бояться!
Казанова прищурил глаз, не затронутый ожогом:
– Не знаю, что у тебя на уме, Тео, но лучше не делай этого.
И с обеспокоенным видом повел Тео в палатку.
8
Кора и кость
6 августа 1892 года, 19 часов 36 минут
Я прихожу к выводу, что граница между созерцанием настоящего и предсказанием будущего весьма условна. Кажется, это совсем разные понятия, но, допустим, одно просвечивает сквозь другое? Мне доводилось наблюдать столь совершенное, столь всеобъемлющее восприятие мира, что вероятное будущее переходит из ведомства догадок и воображения в разряд закономерных следствий настоящего.