Смертельный выстрел
Шрифт:
Все чрезвычайно осложнялось.
Смущенные, почти испуганные искатели оставили это место, не преминув, однако еще раз внимательно осмотреть все кругом. Приближалась ночь, и голодные и уставшие люди один за одним разъезжались по домам, решив продолжать поиски на другой день.
Только два человека не спешили домой — Саймон Вудлей и молодой его товарищ Хейвуд, также охотник.
— Я очень рад, что они уехали, — сказал Саймон Вудлей своему спутнику, когда они остались вдвоем. — Немыслимо отыскивать следы среди такого шума. Я кое-что заметил, Нед, чего мне
Молодой охотник кивнул в знак согласия и последовал за своим старшим собратом.
Пройдя шагов двести по лесу, Вудлей остановился перед одним из кипарисовых пней и устремил глаза на одно место, почти вровень со своим подбородком.
— Видишь ли ты это, Нед? — спросил старый охотник, указывая пальцем на вершину пня.
Хейвуд уже осмотрел указанное место.
— Я вижу отверстие, пробитое пулей, и что-то красное по краям. Это похоже на кровь.
— Это и есть кровь, и отверстие действительно пробито пулей, и кусок свинца, вошедший сюда, прошел сквозь чье-то тело, а иначе каким же образом появилась бы кровь? Вынем пулю и посмотрим, что можно будет извлечь из этого.
Вудлей достал нож и вонзил клинок в кору кипариса вблизи отверстия. Он сделал это ловко и осторожно, чтобы не стереть красных краев дырки. Очертив круглый надрез и мало-помалу действуя ножом, он вынул, наконец, пулю вместе с куском дерева. Он знал, что пуля была там, потому что лезвие ножа толкнулось в нее.
Взвесив кусок дерева на руке, он передал его своему товарищу и сказал:
— В этом куске дерева такая пуля, которая никогда не могла вылететь из карабина, — она весит почти унцию. Только широкоствольное ружье может выбросить такую массу свинца.
— Вы правы, — ответил Хейвуд, подержав в свою очередь кусок дерева на ладони. Нет сомнения, что эта пуля из широкоствольного ружья.
— Но кто же у нас охотится с таким ружьем, Нед Хейвуд?
— Я знаю только одного человека.
— Назови же его, назови проклятого бездельника!
— Дик Дарк.
— Да, Нед. Я подозревал его весь день, я видел еще и другие следы, ускользнувшие от взора наших товарищей, чему я очень рад; мне не хотелось бы рассматривать их в присутствии Дика Дарка; вот почему я замаскировал их, чтоб другие не заметили.
— Какие же это следы?
— В грязи на краю болота, далеко от места, где упал бедный молодой человек. Я наскоро осмотрел их и заметил, что это следы убегавшего человека. Голову свою отдаю в заклад, что они сделаны парою сапог Дика Дарка. Теперь слишком темно, чтобы осматривать их, а мы для этого придем завтра очень рано, прежде, чем встанут другие. Если это не следы Дика Дарка, то я позволю назвать Саймона Вудлея дураком и чем угодно.
— Но как же мы убедимся, что это его следы? Для сравнения необходимо иметь его сапоги.
— Я тебе ручаюсь, что у нас будут его сапоги.
— Но каким образом?
— Предоставь это мне. Я сочинил план, чтобы достать его обувь и другие вещи, которые могут осветить это мрачное дело. Пойдем,
— Конечно, пойдем.
Глава XV. ДОМ СКОРБИ
Весь день был днем страшной неизвестности для матери Чарльза Кленси, но еще ужаснее был вечер, когда соседи возвратились с поисков и не принесли никакого известия об ее сыне. Из их рассказов становилось ясно, что он был убит. Но кто был убийца и куда исчез труп, оставалось неизвестно.
Скорбь матери, сдерживаемая до тех пор слабой надеждою, перешла всякие границы. С ней случилась истерика, а затем она буквально лишилась чувств. Несмотря на свою бедность и малое количество друзей, она не была оставлена в горе. Многие из соседей, несмотря на их грубость, обладали очень добрым сердцем и решились провести ночь вместе с вдовой.
Они остались в сарае, покуривали трубки и рассуждали о событиях дня и о тайне убийства.
Они разговаривали по двое, тихо и осторожно. Часто упоминалось имя Ричарда Дарка, который, конечно, не остался с соседями, находившимися в доме вдовы Кленси.
Вскоре разговор сделался общим, беседа пошла откровеннее и, наконец, Дик Дарк сделался единственным предметом беседы.
Поведение его за весь день не ускользнуло от внимания соседей. Наименее проницательные заметили кое-что странное в его поведении. Его притворная готовность к помощи изменила ему, хотя это заметили только более внимательные. Но независимо от удивления при виде того, как яростно лаяла собака, всех более или менее поразила какая-то особенность во всех его движениях. И вдруг собака бросилась с лаем из сарая, видимо услышав, что кто-то подходил к дому.
Этот кто-то унял собаку, подошел к двери сарая и обменялся с кем-то несколькими словами. Вскоре в сопровождении Саймона Вудлея и Эдуарда Хейвуда в сарай вошел негр.
Находившиеся в сарае встали, встретили двух охотников, и последние приняли участие в совещании.
Вудлея все уважали и надеялись, что он может пролить какой-нибудь свет на ряд тайн, повергавших всех в крайнее смущение. И вскоре все внимали ему, как оракулу.
Головы небольшой группы почти соприкасались, и собеседники говорили очень тихо из боязни, чтобы женщины и слуги не слышали, о чем шла речь.
Люди сидели в темноте, но по временам, когда кто-нибудь переходил со свечой с места на место и лица их освещались на минуту, то можно было видеть их сверкающие глаза, их сжатые губы и решимость в чертах, ожидавшую только слова, чтобы приступить к действию. Саймон Вудлей сидел посередине группы, держа в руке какую-то вещь, которую показывал окружающим. Это был кусок кипарисового дерева, в котором засела пуля, окрасив его отверстия.
Саймон Вудлей сказал им также о замеченных им следах сапог и о том, чьи сапоги подходили, по его мнению, к этим следам.