Смерти нет
Шрифт:
— В чем дело?
— Прошу тебя, не задавай сегодня вопросов. Просто занавески всегда должны быть задернуты. Всегда, чтобы никто не мог подсматривать за нами.
— Помилуй, кому это нужно?
— Ради Бога, только не спрашивай ни о чем.
Она умоляюще смотрела на него, судорожно стиснув руки на груди. Володя только головой покачал. Такой встревоженной он ее давно уже не видел.
— Почему вы отказываетесь работать со мной? Осман-бей поднял от бумаг свою гривастую голову и пристально посмотрел на Марго, замершую у входа в кабинет.
— Вам уже сказали?
— Естественно. Так почему же?
— Мне не хотелось бы ничего менять.
— Но,
Марго стиснула зубы. Разговор предстоял не из легких. Скорее всего после она и вовсе потеряет работу. Ну и пусть! Перед ней был мужчина, который заслуживай откровенности. Да и бессмысленно юлить.
— Вы хотите правду?
— Если вас не затруднит. Вы не можете ничего иметь против меня лично. Для этого мы слишком мало знаем друг друга. Итак, причина?
— Причина в том, что вы турок, — выпалила Марго. — Мой отец был родом из Армении. И после того, что вы сделали… — Она осеклась.
В полуприкрытых глазах его ничего невозможно было прочитать. Взбешен ли он, обескуражен — понять было нельзя. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Эта неподвижность подействовала на нее сильнее, чем любые самые безудержные проявления гнева. «Сейчас он вышвырнет меня вон», — подумала Марго, холодея. В комнате повисло тяжелое молчание.
— Начнем с того, — проговорил наконец он, — что лично я ничего плохого не сделал вашему народу. То, что случилось, потрясло меня ничуть не меньше вашего, поверьте. Впервые мне было стыдно, что я турок. — Он говорил сдержанно и мягко, как с больной. — Вы слишком умны, чтобы думать, что все турки одинаковы. Целый народ не может быть ни хорошим, ни дурным. Есть алчные политики, которые манипулируют людьми в своих интересах, провоцируя в них то хорошее, то дурное. Смотря что соответствует в данный момент их интересам.
— По-вашему, кровь — это политика! — запальчиво воскликнула Марго.
— И кровь, и насилие, и смерть — все политика. Окаянная жажда власти. Боюсь, что Россия не сказала еще здесь своего последнего слова.
— При чем здесь Россия, не понимаю.
— Мне очень бы хотелось ошибаться. Давайте вернемся к этому вопросу через пару лет и посмотрим, кто прав.
Марго вдруг вспомнила Игнатьева, его квадратные красные руки и небрежно брошенную фразу: «Раздавлю, как клопа». Он произнес ее так, будто это было для него ничего не значащим, обыденным делом. Неужели Осман-бей прав и Россия еще себя покажет? Холодок пробежал по ее спине.
— Однако теперь я понял, почему вы так необыкновенно хороши, — сказал он вдруг. — Смешение кровей. Могучая вещь.
Комплимент прозвучал совершенно неожиданно и застал ее врасплох. Она не смогла удержаться от улыбки и инстинктивно огляделась в поисках зеркала. Он заметил ее непроизвольное движение, и глаза его лукаво блеснули. Выпрыгнув из кресла, он распахнул перед ней дверцу книжного шкафа, с внутренней стороны которой оказалось зеркало. Он мягко подтолкнул к нему Марго:
— Взгляните, и вы сразу поймете, о чем я. У вас европейские черты лица и совершенно восточные глаза, хоть и светлее, чем у истинных южанок. И этот изгиб бровей, взгляните только.
Марго с каким-то новым интересом рассматривала свое отражение.
— Вы говорите так, будто я каждый день не вижу себя в зеркале.
— А это как посмотреть.
— Вы — удивительный человек, — улыбнулась Марго.
— Рад, что вы это заметили, — без тени смущения заявил он. — Так как вам кажется, мы смогли бы работать вместе?
Все, что он обещал, сбылось и даже больше. Зарплата солидно увеличилась в соответствии с ее новым статусом личного
Осман-бей был единственным сыном турецкого купца, разбогатевшего на торговле кожей, и сумел значительно приумножить состояние отца. Он получил блестящее образование, закончил Гейдельбергский университет и большую часть своей жизни прожил в Европе, в основном в Германии. Во время войны дела его несколько пошатнулись, и теперь он делал ставку на Россию, став одним из учредителей компании «Руссотюрк».
Он был женат, но жена его никогда не сопровождала его в деловых поездках, сколь долго бы они ни продолжались. Она жила в Кельне в большом доме, который Осман-бей специально для нее отделал на турецкий манер. Виделись они крайне редко.
Марго, неожиданно для себя, оказалась окруженной вызывающей роскошью. Кабриолет с откидным верхом был всегда к их услугам. Двери самых дорогих ресторанов были гостеприимно распахнуты. Осман-бей выписывал ей из Парижа умопомрачительные туалеты, против которых просто невозможно было устоять. Правда, Марго настояла на том, что будет оплачивать их сама, но он называл такую смешную цену, что можно было и не платить вовсе. Предлагаемая сумма едва ли составляла и десятую долю их истинной стоимости.
Он без конца делал ей разные мелкие подарки, причем так естественно и изящно, что почти невозможно было отказаться. Духи «Коти», пудреница флорентийской работы, украшенная тончайшей эмалью, золотые часики. Когда она все-таки находила в себе силы отказаться, подарок тут же летел в корзину для мусора.
Но больше всего ее пленяло бесконечное восхищение, которое сквозило в его взгляде, когда он смотрел на нее. Рядом с ним она чувствовала себя царицей, Прекрасной Еленой, роковой красавицей, из-за которой дерутся на дуэлях и развязывают войны. Он неизменно подмечал мельчайшие детали ее туалета и не стеснялся давать советы, которым она привыкла следовать, ибо вкус его был безупречен. Он устраивал для нее пикники, поражавшие истинно восточным размахом, катания на лодках и танцевальные вечера. Партнер он был великолепный, и когда она кружилась с ним в танце, то казалась сама себе невесомым эльфом, сияющей феей, залетевшей на огонек.
Марго была слишком женщиной, чтобы остаться равнодушной к той роскоши, которая ее окружала. Комната на Малой Дмитровке казалась серой и унылой. Володя уже давно перестал задавать вопросы, мрачнел и отдалялся. Впервые в жизни им стало трудно разговаривать друг с другом. Но Марго, увлеченная своей новой яркой жизнью, не обращала на это внимания. Ее словно несло в бурном ослепительном потоке, и не было ни времени, ни сил, ни желания остановиться.
В глубине души она понимала, что ведет опасную игру, что за все в жизни рано или поздно приходится платить и ничего не дается просто так. Когда-нибудь, может быть даже скоро, Осман-бей выставит ей счет, а она слишком далеко зашла, чтобы уклониться от оплаты. Да она и не хочет уклоняться. Чего он может хотеть от нее? Конечно, того же, что и все мужчины. Что еще она может ему дать, кроме себя? Марго поразилась тому спокойствию, с которым подумала об этом. Осман-бей давно уже заслонил, отодвинул всех на второй план, всех, даже Володю. «Я становлюсь куртизанкой», — подумала Марго, но даже эта мысль не испугала ее.