Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия
Шрифт:
Сидевшие на телеге мужчины спрыгнули и теперь с любопытством рассматривали мощную фигуру парня, ставшего у них на дороге. Ни один, ни другой не сделали ни одного лишнего движения. Потом переглянулись, и тут я заметил скользнувшую по губам улыбку одного из мужчин. Он и начал разговор.
– Это вас, хлопец, третьего дня сбросили? – напрямую спросил он десантника.
– Вы кто сами будете? – не отвечая на вопрос, поинтересовался Богатырев.
– Местные жители, товарищ. Давайте сюда вашего старшого. Есть у нас к нему разговор. – Мужчина говорил открыто, но при этом твердо и напористо.
– Какого-такого старшого? – несколько растерянно спросил Богатырев.
– Вот он выйдет, и мы узнаем, какой у вас старшой, – уже с насмешкой сказал мужчина.
Не дожидаясь дальнейшего развития событий, из-за
– Я старший. Слушаю.
– Мы из отряда Липатова, а о вас нам рассказали местные жители. Они слышали самолет, а кое-кто даже утверждает, что видел, как спускались парашютисты.
– Глазастые у вас жители, ничего не скажешь. Значит, вы о парашютистах слышали, а вот мне про вас ничего неизвестно.
– Рации у нас нет, поэтому и неизвестно. Да и сформировались мы, как отряд, месяца четыре тому назад. Моя фамилия Гнатенко. Степан Трофимович. Был председателем сельсовета.
– Костин Макар Данилович. Агроном, – представился второй бородач. – Вернее, был агрономом.
Командир себя не назвал, только сказал:
– Ладно. Идемте с нами.
Уже на месте стоянки он показал свой мандат – узкий тонкий листок бумаги, с печатями и подписями, выданный ему в наркомате, где значилось, кто он такой и каковы его полномочия. Партизаны, похоже, до этого имели определенные сомнения теперь откровенно обрадовались. Начались рукопожатия, объятия, раздались радостные слова.
Для меня встреча с партизанами произошла хоть и неожиданно, но при этом как-то легко и буднично, словно две компании туристов встретились в лесу. В течение часа партизаны о чем-то тихо говорили с нашими командирами, после чего мы загрузили наши вещи на телегу и отправились в лагерь партизанского отряда. База меня поразила. И не меня одного. В глубине леса стояло пять больших срубов, вокруг которых теснились сараи.
«Просто маленькая деревня, а не партизанский лагерь», – сразу подумал я.
Впрочем, так впоследствии и оказалось. Из объяснений местных старожилов стало ясно, что это было место проживания нескольких семей местных крестьян-староверов во время Первой мировой войны. Они ушли в лес, когда их деревню сожгли, а построились на этом самом месте из-за ручья, который здесь нашли. Он бежал, огибая левую окраину лагеря. Потом, спустя несколько лет, староверы вернулись в большой мир, а поселение в лесу осталось. Много лет прошло, и только немногие старики знали о его существовании. Один из них и указал партизанам это место.
Встретили нас в отряде радостно, но при этом тревоги и настороженности в глазах людей было хоть отбавляй. Они сразу проявились в вопросах, которыми нас забросали. Почти всех в первую очередь интересовало отношение Большой земли к партизанам, а в особенности к бывшим военнопленным и окруженцам. Слухи о расстрелах предателей докатились и до них.
– Мы не трусы и не предатели, – сказал за всех командир отряда Тимофей Васильевич Липатов, младший лейтенант Красной Армии. – Если у советской страны есть в нас сомнение, то мы своей кровью докажем обратное, а если надо, то и своей жизнью!
– Товарищи! Давайте не сейчас будем решать этот вопрос, тем более что у вас будет время подкрепить свои слова делом! Сейчас нам надо будет заняться организацией партизанской базы и на ее основе развернуть разведывательно-диверсионные действия! Товарищи! Нам… – Командир умел толкать речи. Говорил доступно, ярко, как говорится, «с огоньком».
«Надеюсь, это не одно его достоинство», – опять с легкой неприязнью подумал я.
Не нравился он мне, и я ничего не мог с этим чувством поделать. После его речи снова взял слово командир партизанского отряда. Он больше говорил о трудностях, чем об успехах отряда. Из его слов стало понятно, что большая часть бойцов и командиров, выходящих из окружения, наталкиваясь на их отряд, уходили, надеясь добраться до Красной Армии и влиться в ее ряды. Местные жители не только не желали партизанить, но даже неохотно контактировали с партизанами, так как продналог и колхозы, в которые их насильно загоняла Советская власть перед войной, не нашли достаточной поддержки в народе. Номинально командиром считался младший лейтенант Липатов, но фактически все вопросы решал совет
Радость не сходила с лиц партизан, а в особенности у бывшего командира отряда, младшего лейтенанта Липатова. Теперь, когда прибыла специальная диверсионная группа из Москвы с кадровым, опытным командиром, люди считали, что у них все будет хорошо, а Липатов был жутко доволен, что переложил ответственность на чужие плечи.
После взаимного представления и собрания командиры ушли в штаб совещаться, а нас шумно, весело и гостеприимно принялись устраивать на место жительства. Особое внимание партизаны уделили нашим девушкам, которых до этого в отряде не было, что заставило хмуриться Лешу Крымова и Володю Богатырева, который, как я успел заметить, был неравнодушен к нашему врачу Ане.
Когда Наташа развернула рацию в штабе и начала работать, чтобы сообщить в центр о начале работы разведгруппы, вокруг сруба, где располагался штаб, сразу собрался весь лагерь. Люди радостно улыбались, тихо перешептываясь:
– Девушка-радистка с Москвой говорит. Со столицей. Может, про нас что скажут.
Их радость можно было понять. Оторванные от страны, они питались от слухов и не знали, как обстоят дела на фронтах, как живет страна Советов, не знали, что их ждет в будущем, но Москва их не забыла! Теперь все будет хорошо!
Первые два дня в лагере мы обживались на новом месте, а командиры тем временем формировали состав отряда и строили планы будущих сражений с фашистскими оккупантами. На третий день был объявлен общий сбор. Были зачитаны по фамилиям составы боевых групп и их командиры, затем объявлен командный состав партизанского отряда. Товарищ Град, как я и думал, стал заместителем командира отряда и одновременно замом по диверсионной работе. Сержант Антон Стукашенко остался, как и прежде, отвечать за разведывательную деятельность. Он, как мне стало известно позже, был белорусом, правда, не из этих краев. При его назначении почему-то только сейчас выяснилась одна интересная деталь: как оказалось, он был не просто сержантом, а сержантом государственной безопасности, и помимо разведки ему было поручено отвечать за внутреннюю безопасность. Меня не вписали ни в один из боевых отрядов, то ли решили не рисковать ценным специалистом, то ли не посчитали полноценным бойцом, которого можно сразу бросить в бой, а вместо этого временно закрепили за складом, который одновременно являлся арсеналом. Впрочем, без работы по специальности меня не оставили, засадив за разборку немецких документов и карт, которые были взяты у убитых солдат и офицеров. Складом заведовал Митрич, суровый, неулыбчивый мужчина, инвалид. У него было что-то с коленом левой ноги. Воевал с первого дня войны. Получив ранение, попал в госпиталь, который был разбомблен на третий день после того, как он в него попал. Ушел в лес, долго скитался и голодал, пока не примкнул к группе Липатова. Он прямо горел желанием мстить гитлеровцам и при этом понимал, что в армию его не возьмут, отправят в тыл, поэтому остался в партизанах. Складом, как и арсеналом, этот сарай можно было назвать с большой натяжкой, так как вещей и оружия в нем почти не было, а то, что лежало, требовало хорошего ремонта. Правда, присмотревшись внимательнее, я наткнулся на несколько комплектов немецкой формы.