Смертная гильза
Шрифт:
Молчал дед недолго. Много интересного узнали. А когда он понял, что он нам больше не нужен, то попросил прочитать молитву, мы ему показали, где Восток. Вот тогда я и услышал, как звучит молитва на арабском языке. Я бы язык сломал, наверное.
Эх, Андрей, Андрей, я-то думал, что уже забыл все это. Не забыл, не забыл. Жаль, если бы мог, то многие вещи из своей памяти стер бы, как ластиком-резинкой текст на бумаге, раз — и все. И пиши по новой, что-нибудь поверх стертого.
Наутро я долго, очень долго смотрел за двором через тюль. Все спокойно, все тихо. Обычный двор старого дама, где выросло уже не
В бригадах наружного наблюдения почти всегда есть женщины. Молодые и не очень. Женщина всегда, а это правило, вызывает меньше подозрений у мужчины. Принято считать, что они слабее. Заблуждение, стереотип, который сгубил немало отчаянных голов.
Женщина по своей сути более коварна, более изощренна, изворотлива и хитра. И зачастую более целеустремленна. Взять хотя бы мою бывшую жену. Классически ободрала до нитки, «кинула». Я бы не смог, а она смогла. Теперь женщинам нет доверия.
Я смотрел на двор. Обычная идиллическая картинка среднестатистического российского двора. Три бабушки сидят и что-то обсуждают. Молодые мамаши в количестве четырех штук выгуливают своих ненаглядных отпрысков в возрасте от грудного до начавших ходить. Этот возраст у своей дочери я пропустил. Постоянно был на службе и в командировках на войнах.
Все тихо. Слишком тихо.
Хотя какая-нибудь из этих бабулек элементарно может быть обладателем значка «Почетный чекист». А мамашка запросто может находиться в декретном отпуске, но призвали на несколько дней, за что она получит премию на питание для малыша. Никому верить нельзя. И территория здесь чужая, я не знаю ни проходных дворов, ни проходных подъездов, ни подвалов, не знаю ничего. И я даже не турист, а дичь, которая находится на чужой территории. Вдобавок ко всему, у меня еще на руках изможденный, психически неуравновешенный русский еврей с измененной фамилией. М-да, Алексей, ситуация! Но не сидеть же здесь сиднем до скончания века.
Я поднялся на последний этаж. Замка на чердачном люке не было, это хорошо. Надо будет обследовать, и будем иметь в виду. Так, на всякий случай. А случай действительно может быть всякий.
С праздным видом я вышел на улицу. Настороженный человек всегда вызывает подозрение. Пошел в спортивном костюме. Идет жилец или гость в магазин.
Кроме приличного запаса продуктов и вина взял успокаивающие капли и таблетки, объяснил, что бабушка приехала, спит плохо. Теперь Андрюху будем каждый вечер валить спать внушительной дозой безвредного успокаивающего. Хотя, если всю эту гадость выпить, то можно и коньки отбросить. Это запросто. Надо посмотреть, чтобы он этого не сделал. И жалко мужика и денег моих тоже жалко. И что же я потом буду с трупом делать?
В Конторе скажут, мол, миллион ты сбросил, а почему этого не отдал? И припишут связь с импортной разведкой. Теперь Андрея надо беречь. У него сейчас — как он там называется? — а, «посттравматический синдром». Вспомнил. Самого после Чечни «ломало»; рассказывали, что кто-то жизнь самоубийством кончал, и это при том, что мужики были у себя дома. Медицина, друзья, семья.
К дичи мелкого сорта и отношение соответственное. «Идет охота на волков, идет охота, на хищников матерых и щенков…» — вспомнились слова из песни Высоцкого. Если до приобретения в свою собственность Андрея я был матерым хищником, то теперь я стал щенком. Дела…
Я заходил по дороге во многие магазины, проверялся. Не заметил особой оживленности вокруг моей фигуры. Не заметил. Неужели мне удалось обмануть Систему? Похоже на то. Мне удалось обмануть Систему!!! Неужели это вообще возможно? Получается так. Я! Именно Я обманул Систему!!! Я обманул Контору!!!
Я ликовал, я упивался собой. Я любовался собой. И когда я смотрел, как в дешевом кино, в витрины магазинов, я наблюдал не только за обстановкой на улице, но и смотрел на себя. Какой же я молодец!!!
Могут выставить наблюдение и на контрольных точках, но не видел я ничего подозрительного. Не видел и все тут! Я хотел увидеть, но не видел!
Метки на внешней стороны двери квартиры были целы. Сор возле двери тоже не был потревожен. И во дворе, когда, заходил, тоже все тихо.
Открываю дверь ключом. В ванной льется вода, Рабинович что-то напевает. Прислушался, поёт по-русски.
На кухне начинаю готовить супчик из курочки. Пусть Андрей поправляется. Он моется долго, я не тороплю его. Он долго уже не видел горячей воды, пусть расслабится, получит удовольствие от такой банальной, на первый взгляд, вещи, как горячая вода. После всех своих командировок по войнам я тоже любил полежать, отмокнуть в ванне. Баня хорошо, но ее нет в моей квартире. А здесь родная ванна. Еще люблю в ванной выкурить сигаретку-другую, бутылочку-другую пива выпить, почитать книгу. Когда последнее время жил один, то любил полежать в ванной, потом спустить воду, обсохнуть и, обмотавшись полотенцем, шлепать мокрыми ногами по квартире. М-да, были времена, были.
Ничего, Лёха, ничего! Скоро купишь себе домик у моря и будешь купаться, а осенью, когда отдыхающие уедут в свои северные города, будешь бродить по пустому пляжу в гордом одиночестве, и никто не будет тебе мешать думать. И не будет ни «наружки», ни «прослушки»! Только ты и море.
Курица почти сварилась, я добавил в бульон лапши, картошки, лука, посолил. Ну вот, почти все готово.
Вышел Андрей. Он хорошо выглядел. Лицо посвежело, вид отдохнувший.
— Здорово, мужик!
— Привет.
— Как водичка?
— Ох, хороша! Чудо, а не вода. Так хорошо просто полежать, понежиться в горячей ванне.
— Тебе что, духи не устраивали баню?
— Нет, конечно, я же для них был куском мяса, не более того.
— Ничего себе — кусок мяса! Кусок мяса, стоимостью в миллион долларов. Самое дорогое мясо! Если бы они знали, кто ты на самом деле, то оценили бы дороже. А еще могли просто продать арабам. Те бы отвалили побольше.
— Алексей, я всего лишь простой археолог…