Смертные боги

Кард Орсон Скотт

– Вряд ли все эти мифы мог бы написать старик с дряблым телом и сердцем, которое бьется только тогда, когда этого хочет.

– Чепуха. Все, что вы делаете, имеет привкус смерти. У ваших поэм есть начало и конец, имеются некие структуры, которые их ограничивают. У созданных вами картин есть края, определяющие, где начинается и где кончается прекрасное. Ваши скульптуры увековечивают какой-то один, определенный момент времени. Музыкальные

произведения начинаются и заканчиваются. Все, что вы делаете, бренно, оно рождается и умирает. И тем не менее вы неустанно боретесь со своей смертностью и побеждаете ее, создавая при помощи книг, таких же смертных, как и вы сами, огромные хранилища всеобщего знания. Все, что вы делаете, вы заключаете в рамки.

– Массовое умопомешательство, да? Пусть так. Но это нисколько не объясняет причин вашего поклонения. Вы должны были прилететь сюда, чтобы над нами насмехаться.

– Не насмехаться, нет. Чтобы завидовать вам.

– Тогда умрите! Думаю, ваша протоплазма, или что у вас там, вполне уязвима.

– Вы не понимаете. Человеческое существо способно умереть - после того, как оно воспроизведет себя в потомстве - и все, что оно знало, все, что оно имело когда-либо, после его смерти останется жить. Но если умру я, то все будет кончено. Я не смогу оставить потомков. Мое знание умрет вместе со мной. Это ужасающая ответственность. Мы не можем позволить себе такого. Я - это все книги, все картины, все песни целого миллиона поколений. Моя смерть будет означать гибель всей цивилизации. А вы сумели сбросить с себя бремя жизни - и достигли величия.

– И поэтому вы пришли к нам.

– Если бы только на свете были боги! Если бы только во Вселенной существовала некая высшая сила! Вы - боги. Вам подвластна эта сила.

– У нас нет никакой силы.

– Мистер Крейн, вы прекрасны.

Старик только покачал головой, с видимым трудом поднялся, вышел нетвердой походкой из храма и медленно заковылял среди могил.

– Если вы расскажете им правду, - сказал чужак, ни к кому не обращаясь (или, можно сказать, обращаясь к будущим поколениям самого себя, которые запомнят каждое произнесенное слово), - будет только хуже.

Прошло всего лишь семь месяцев, на улице больше не стояла весна. За окном бесновался ледяной ветер поздней осени. Деревья на кладбище потеряли свой яркий, живой цвет; они были совсем голые, и лишь изредка на ветвях попадались засохшие коричневые листья. В тот день на кладбище снова пришел старый

Уиллард Крейн. В руках он сжимал металлические костыли, дававшие ему целых четыре точки опоры - вместо теперь уже совсем ненадежных двух, служивших ему верой и правдой на протяжении более чем девяноста лет. На землю лениво падали редкие снежинки, иногда их подхватывали порывы ветра и заставляли плясать в диком, безумном танце, лишенном всякого ритма и направления.

Уиллард с трудом взобрался на ступеньки и вошел в храм.

Внутри его ожидал чужак.

– Я Уиллард Крейн, - сказал старик.

– А я пришелец. Вы говорили со мной - или, если хотите, с моим родителем, - несколько месяцев назад.

– Да.

– Мы знали, что вы вернетесь.

– Да-а? А я поклялся себе, что больше никогда не приду к вам.

– Но мы же знаем вас! Мы хорошо вас знаем, мистер Крейн. На земле живут миллиарды богов, но вы - величайший из них.

– Я?

– Потому что только вам пришло в голову преподнести нам самый ценный из всех возможных даров. Вы хотите позволить нам увидеть вашу смерть.

Старик моргнул, и на его щеке блеснула слеза.

– Значит, я пришел именно за этим?

– А разве нет?

– Я думал, что пришел обрушить проклятие на ваши головы. Вот зачем я пришел! Ибо вы, ублюдки, прилетели сюда, чтобы насмехаться надо мной в последние мгновения моей жизни.

– Вы сами пришли к нам.

– Я хотел показать вам, как уродлива и страшна смерть.

– Пожалуйста. Покажите.

И, словно пытаясь угодить гостям, сердце Уилларда остановилось. Старик в агонии рухнул на пол храма.

Со всех сторон подползли чужаки и собрались вокруг, глядя, как человека покидает жизнь.

– Я не умру!
– В ярости прошептал Уиллард. Каждый вздох давался ему с трудом, лицо исказилось в героической борьбе за жизнь.

А затем тело его содрогнулось, и старик затих.

Несколько часов, пока остывало неподвижное тело, чужаки в немом благоговении сидели вокруг. Наконец, один из них заговорил. Этому они научились у своих богов: чтобы момент запомнился навсегда, нужно сказать какие-то слова.

– Это прекрасно, - мягко сказал пришелец.
– О мой Бог, - в благоговении произнес он.

И чужаки расползлись по сторонам в горьком осознании того, что они навечно лишены этого дара, величайшего из всех на свете даров.