Смертный страж. Тетралогия
Шрифт:
— А ложку так же ловко ты сделать сумеешь?.. — с надеждой просила Дамира.
— Смогу, но для этого нужно возвращаться в лес, — ответил нуар. — Давай в следующий раз.
— Ладно, — смирилась археологиня с его ленью и запустила руку в плоть… ореха? Фрукта? Ягоды? Хотя какая разница?! Главное, что вкусно.
Когда она подкрепилась и, довольная, отвалилась на спину, раскинув руки, Шеньшун показал на край леса, что заползал на гору по ту сторону реки:
— Сегодня там садились самолеты. Я видел два. Потом один взлетел. Как понимаю, там у смертных находится аэродром, а возле аэродрома —
— Обычно да, — согласилась археологиня, садясь обратно.
— Ты убедила меня, Дамира. Смертные опасны, — продолжал нуар. — Я не стану более рисковать, я вернусь к усыпальнице без их помощи. Но тебе нечего опасаться. Ты исполнила свою клятву, ты свободна. Я тебя отпускаю.
— Еще раз скажешь это слово — опять получишь по морде, — сухо предупредила женщина.
— Я всего лишь пытаюсь уберечь тебя от ненужных тягот и опасностей. У тебя нет долга перед богами, ты не исполняешь великой миссии. Тебе это не нужно. Так почему бы тебе не уйти?
— После всего, что было? Я хочу досмотреть это приключение до конца.
— Ты увидишь все, когда боги возродятся.
— Нет, тогда я окажусь в толпе. На таком судьбоносном празднике я желаю сидеть в первом ряду!
— Но если так, тебе придется быть рядом со мной еще очень и очень долго. А ты меня ненавидишь.
— Не то слово! — согласилась женщина. — Терпеть не могу. Но понимаешь, ты уже давно кажешься мне чем-то вроде вредного и кусачего домашнего пса. Прогнать такого можно только в первый же день. Но если вовремя не турнул, дал пожить рядом — то начинаешь привыкать и находить в нем свои прелести. Вроде, и шкодлив, зараза, а расставаться жалко! Так с ним и остаешься.
— Значит, я для тебя шкодливая собака? — уточнил нуар.
— Ты что, обиделся?
— Ты спасала мою жизнь три раза, — напомнил себе страж мертвых. — Три раза, три раза, три раза… Я тебя прощаю.
Он взялся за корягу и резво поволок ее в воду.
— Меня не забудь! — забеспокоилась Дамира и, подхватив с камней две недоеденные бирибы, спешно полезла в колоду.
Спустя полчаса они проплыли под узким пешеходным мостом, и река повернула, крутанув корягу вокруг своей оси. В проеме показались ослепительно-белые двухэтажки на высоком берегу и уплыли назад.
— Ты выбрала это сама. По своей воле, — предупредил ее Шеньшун.
— Хватит пугать, мне и так страшно, — вздохнула женщина. — Помолчи хотя бы час. А то и правда убегу…
Урубамба приняла в себя еще одну реку, повернула почти под прямым углом, здесь в нее влился очередной широкий поток, вынудив изогнуться обратно, и коряга, оказавшись на самой стремнине, понеслась дальше. Еще час беглецы плыли спокойно, а потом Урубамба запетляла столь резко и часто, что их стало раз за разом выбрасывать то на одни, то на другой берег. Шеньшуну пришлось постоянно вылезать, сталкивать плавсредство обратно. К счастью, никаких следов пребывания человека здесь уже не попадалось, заметить «опасных преступников» и выдать их властям было совершенно некому.
К середине дня петляния прекратились, и до вечера беглецы плыли почти по прямой, но к сумеркам, как назло, река опять словно заблудилась, кидаясь из стороны в сторону…
…Когда
Они вырвались на равнину!
Впрочем, коряга особой разницы не замечала. Она качалась по волнам, день за днем и ночь за ночью, отмеряя в сутки никак не меньше полутора сотен километров и никак не привлекая к себе внимания ни попадающихся навстречу лодочников, ни обитателей редких ферм, что встречались по берегам даже здесь. Река то сужалась до сотни метров, то растекалась далеко в стороны, то разбивалась на множество проток, которые через два-три километра вновь сливались воедино. В одной из таких проток, где-то на пятнадцатый день путешествия, коряга и застряла между двумя рухнувшими с разных берегов сухостоинами.
— Это невозможно уже, — внезапно решил Шеньшун. — Нужно хоть немного отдохнуть и набраться сил.
Он спрыгнул в воду, оказавшись по грудь в мутной глинистой жиже, ловко выдернул спутницу и прямо на вытянутых руках перенес ее к берегу, поставил меж двух пальм, оказавшихся настоящими банановыми: протягивай руку и ешь, сколько влезет.
— Подожди немного, — попросил он, выбрался по толстым коричневым лианам и углубился в заросли.
Оттуда послышалось недовольное шипение, потрескивание. Вскоре страж богов вернулся, поманил женщину за собой, вывел на полянку шириной где-то три на два метра, окруженную высокими, по грудь, стенами жидких фикусов, молодых пальм, кустов с длинными шипами, но совсем без листьев, и вовсе неведомой жирной травы. — Нравится?
— Что тут может нравиться? — не поняла археологиня.
— Хочу разбить тут временный лагерь и сделать другую лодку. Более удобную и просторную.
— У нас же ничего с собой нет!
— А как же это? — развел он руки, указывая по сторонам. — Тут есть все, что нужно. И, кстати, если хочешь пить — вон из той лианы, что надломана, сочится сок. Он почти безвкусный, но чистый. В здешней реке вода пополам с землей. Смотреть страшно, не то что глотать. А я пока… Да, еще о насекомых нужно подумать. А то вечером высосут насухо.
Нуар вскинул руки и занялся своей малопонятной в век технического прогресса магией. Перекинул лиану от одного края поляны к другому, присел возле кустарника и травы, выманивая из них стебли, ветви и листву, подравнивая, заставляя сплетаться в плотное пружинистое полотно, прикрытое сверху листьями сразу в несколько слоев.
— Ты их не срываешь? — спросила женщина, любуясь его непостижимым умением.
— Живая зелень с человеческой плотью становится всегда единым целым, — нараспев ответил он. — Тем, чего не хватает, поделится, лишнее заберет. Хворь высосет, силу добавит… Или ты желаешь мертвую постель?