Смертоносная чаша [Все дурное ночи]
Шрифт:
Швейцар только собирался последовать за ним, но Вано схватил его за длинный, не по размеру форменный рукав.
– Погодите.
– Не имею права задерживаться, – сухо отчеканил Варфоломеев, тщательно пытаясь вырваться из цепких лап Вано. Но это не так просто было сделать.
– А вы задержитесь вопреки правилам, – не унимался Вано, – на секундочку. У меня к вам имеется единственный малюсенький вопросик. Она… – И он кивнул на дверь, за которой с кем-то встречался Толмачевский. – Она – это длинноногая брюнетка в клешеных брючках?
– А, собственно, какое вам до этого дело? Господин Толмачевский
– Я его прав не оспариваю. Но, если вам не изменяет память, именно в вашем клубе произошло убийство, поэтому некоторые права этого заведения придется уточнить и, возможно, откорректировать.
При слове «убийство» спесь швейцара, присущая всем маленьким людям, тут же улетучилась. И он сжался так, что его вообще не стало видно. Он словно пытался провалиться сквозь землю, но ему это не удавалось: паркет в «КОСА» – крепкий. Мы сразу заметили, что Варфоломеев напуган, и у меня возникло желание схватить его за широкий ворот пиджака и встряхнуть так, чтобы из него полился поток слов. Но Вано поступил хитрее. Он, напротив, широко улыбнулся швейцару, как самому лучшему другу, и пробасил:
– Ну же! Дружище! Мы – свои люди. К тому же – не из милиции. Просто нам искренне жаль девушку, незаслуженно попавшую в тюрягу. А я сделаю все, чтобы помочь ей выкрутиться, запомни. Я располагаю для этого некоторыми фактами, которые очень могут заинтересовать следствие.
– Меня это не касается! – взвизгнул швейцар, почти плача. – Абсолютно не касается! Я проработал швейцаром в разных учреждениях почти сорок лет! У меня богатый стаж работы! Безупречная репутация! Я никогда не сталкивался с криминалом!
– Никто и не сомневается в вашей глубокой порядочности, – глубокомысленно заметил Вано, почтительно поклонившись. – Но, согласитесь, ни в каком другом учреждении вам не платили так много, а деньги – всегда искушение, проверка на прочность.
– Чего вы от меня хотите? – Швейцар провел своей высохшей рукой по взмокшему лысому черепу.
Со стороны парочка Вано – Варфоломеев смотрелась отлично. Словно дуэт Гулливера и лилипута. И хотя последний был просто раздавлен мощностью великана, они были чем-то похожи. Например, одинаковые низкие голоса – басы. И у обоих – абсолютно лысые головы, что лишний раз подтверждает мысль: насколько бы ни разнились противоположности, похожее все равно найдется.
– Так что вам от меня нужно? – встревоженным басом повторил свой вопрос швейцар.
– Вот это другой разговор, – оскалил десны Вано. – Ведь это подружка Толмачевского была в вечер убийства в клубе? Так? Ведь это она прошла через черный ход за кулисы? И вы это случайно увидели…
Швейцар испуганно оглянулся на дверь.
– Мне пора идти. Босс будет недоволен.
– Вы не ответили, – в тон ему пробасил Вано, не отрывая глаз от сморщенного личика.
– Отсутствие ответа иногда тоже можно считать ответом. – Варфоломеев наконец вырвался из цепких лап своего собеседника и, кивнув, поскорее растворился в полумраке зала.
– Ага! – довольно потер огромные ладони Вано. – Ты понял, Ник? Клубочек-то начинает раскручиваться.
Первое время я был вообще потрясен тем, что выдал Вано
– И ты, гад, молчал! Ты знал, ты видел, что кто-то был за кулисами! И молчал! А Вася благодаря тебе торчит в тюряге! Знаешь, Вано, в «КОСА» теперь произойдет, пожалуй, второе убийство! И убийцей на сей раз, точно, буду я!
Но Вано и бровью не повел, терпеливо ожидая, когда мой гневный поток слов иссякнет.
– Вместо того чтобы расцеловать товарища, он еще и грозится меня убить. Неблагодарная ты скотина, Ник!
– Пусть змея тебя расцелует!
– Ты лучше выслушай меня вместо того, чтобы сватать змей. У меня их в жизни и так было предостаточно… Я почти ничего не видел. Слышишь? Почти ничего! И теперь я пошел ва-банк, понимаешь, дурак! Я просто его поймал! Поймал на слове! Я же говорил, что подозревать нужно в первую очередь Толмачевского! Но во время нашего спектакля он из зала не отлучался. Кто еще мог проникнуть через черный ход за кулисы? Только его баба! И я заметил, как Варфоломеев испугался. И решил рискнуть. И спросить…
Мне стало неловко. Зря, не разобравшись, я набросился на Вано. Но мой друг отличался множеством достоинств, одним из которых было не обижаться.
– Но все же, Вано… Что-то ты должен был увидеть. И вообще зачем ты вернулся?
Он замялся.
– Понимаешь, Ник… Ну, в общем, я вернулся как бы по инерции. Я услышал, как тебя окликнула Василиса. Понимаешь, я впервые играл на сцене, перед многочисленной публикой… И чувствовал себя увереннее, если ты был рядом. Но когда ты задержался… Я не хотел подниматься на сцену один. И тоже решил последовать твоему примеру. Но вы целовались. И мне ничего не оставалось, как пройти мимо вас.
Откровенно говоря, меня не удовлетворило объяснение Вано: звучало неубедительно. Еще меньше мне понравилась все возраставшая уверенность, что именно он рассказал Порфирию, как Василиса окликнула меня. Поэтому мое невинное вранье становилось бессмысленным и лишь усиливало подозрения относительно девушки. Но об этом я решил пока умолчать, выжидающе глядя на Вано.
Он бросил на меня встревоженный взгляд.
– А затем, – продолжал он, – я шмыгнул влево, в гримерную, и, открывая дверь, услышал одновременно и скрип двери служебного хода. В общем-то, я даже не услышал. Это я потом сообразил, что скрипнула именно эта дверь. Вот и все. Я зашел в гримерную, пробыл там не более четырех-пяти минут и вернулся на сцену. В целом прошло не более восьми минут. За это время можно было запросто проникнуть через черный ход и подменить чашки.
– Да, но для этого преступнику нужно было точно знать, что Вася окликнет меня. Этого ведь могло и не случиться.
Вано пожал своими широченными плечами.
– Это для меня тоже остается загадкой: если не я предупредил преступника, то это сделала Василиса. Если не Василиса, то – я.
– Или это совпадение, – неуверенно предположил я, – или какой-то другой хитроумный ход преступника. Но в любом случае ты – молодец. Сегодня мы точно знаем, что за кулисами кроме нас был кто-то еще. И это не кто иной, как подружка нашего уважаемого «нового русского» – управляющего. Пожалуй, с нее и следует начать.