Смертоносный груз «Гильдеборг»
Шрифт:
Солнце стояло над горизонтом. В бесконечной дали переливался карминово-пылающий океан. Конец света! В тот момент, когда я покину побережье, для меня настанет конец света. Никогда я не вернусь домой. Здесь — дорога, по которой я приплыл, отсюда я и должен возвращаться обратно. Палитра красок потускнела. Меня охватила ужасная тоска; исчезну в глубинах континента, и никто не узнает, как я кончил. Никому это неважно, мое существование перестало иметь смысл, меня уже нет. Как бы я сейчас хотел идти по Либеньскому мосту и смотреть на мутную Влтаву!
Фред накрывал на стол. Холодная закуска
Потом Фред проводил нас к машине, Тони сел за руль,
— Ладно, всего хорошего, — сказал Фред и подал свою единственную руку. — Там лучше, чем в каталажке.
У меня было такое чувство, будто я покидаю родной дом и уже никогда сюда не вернусь. Море, по которому я приплыл, растаяло. И Гут не сел со мной в машину. Он покинул меня окончательно. Я остался один.
В половине восьмого вечера на самой отдаленной посадочной полосе порт-элизабетского аэродрома приземлился транспортный «Висконт» без опознавательных знаков. Тони подвез меня в машине с погашенными фарами к самому его фюзеляжу. Из самолета спустили металлическую лесенку. Тони подал кому-то вверх мои документы и с облегчением сказал:
— Присмотрите за ним, это еще тот бандит.
Беспомощно я смотрел на незнакомый небосвод, на котором сверкали большие чужие звезды. Бежать! Но бежать было некуда. Вместо этого я полез по лесенке вверх.
На полу между ящиков и объемистых бесформенных мешков развалилось несколько парней, которые при свете матового плафона на потолке без интереса рассматривали меня. Потом двери захлопнулись, свет погас, и «Висконт» двинулся на старт.
— Давай, парни, давай! — горланил без устали из открытого бронетранспортера сержант Маретти, — Не халтурьте, поднажмите!
Задыхаясь, мы неслись в высокой траве и стреляли короткими частыми очередями. Где-то справа сопели Кюллов, Джоел и Вердинг, слева — Пальмер с Тенсером. Но я никого не видел. Трава саванны была высотой не менее двух метров, и только Маретти, стоящий у пулемета на транспортере, возвышался перед нами, как маяк.
— Вперед, вперед! Вы должны успевать за машиной, иначе вас укокошат!
В глазах у меня рябило, солнце хлестало по спине, и изо всех пор лил пот. Нестерпимая жара саванны накаляла автомат, как утюг. Я продирался через травянистые джунгли, облепленный мухами и насекомыми. Они чуяли пот и кровь и тучами стлались за нами. Холмистое плоскогорье трескалось от жары. Вдалеке колебалась и трепетала в мареве вершина Иньянгани. Прочесывание саванны. Уже три недели мы ежедневно тренировались. На ходу спрыгнуть с транспортера и развернуться в цепь. Стрелять очередями веером, не целясь. Без устали бежать и гнать «неприятеля». С утра до вечера, целый день и снова до упаду.
Я был размолот, помят и ободран. На мне не осталось, живого места, но, несмотря на это, я пробирался через траву и густые заросли. Маретти орал, горланил и подгонял
— "Противник" прострелил бак с питьевой водой, — хохотал Маретти, до вечера вы должны выдержать, так что пить будете на базе.
Каждый второй день "противник простреливал" бак с питьевой водой. Мы сходили с ума от жажды. Все те новички, которых сборный самолет высыпал среди ночи на аэродроме в Умтали. Немцы, англичане, французы, швед Кейт Пальмер. У него была такая же белая, обесцвеченная кожа, как у меня, и теперь мы оба обгорели одинаково. Клочки кожи висели у нас на лице и руках. Мы не решались даже на минуту снять рубашки.
— Давай, парни, давай! — орал снова сержант. — Конец отдыха! Кто выбьется из темпа — тот списан, я ничего не хочу слышать! Закройте рты, тренировка считается боевой акцией, получите доплату. Все в машину! Атака на «противника» в густых зарослях!
Мы двинулись. Стальная обшивка транспортера была как раскаленная печь, тени деревьев исчезли, саванна выдыхала, душный, пряный аромат,
— Давай, парни, давай!
Один за другим мы покидали кузов транспортера. Прыжок, падение, и тут же на ноги! Автоматы веером разбрызгивали огонь. Только не отклоняться от цели, не попадать в сектор обстрела. Окровавленные, мы пробивались через непроходимую саванну. Над гористой полосой накапливались тяжелые дождевые тучи.
…Августа даже не успела открыть зонтик. Ливень налетел неожиданно, затопил нас. Мы бежали по лесу, через кусты, и потом увидели кормушку под навесом с остатками прошлогоднего сена…
Густые заросли кончились, в глазах у меня были слезы. Ноги и руки сплошной кровавый шрам. Транспортер врубался в стену сожженных солнцем трав.
— Все в машину! Кто опоздает, того прикончат!
Выхлопной газ бил мне в лицо. Я прыгнул на ступеньку и упал в открытый кузов. Сержант пнул меня ногой:
— На место! Займи свое место, болван!
Тучи над Иньянгани как невероятный сон.
…Мы с Августой упали на сено. Тогда она впервые овладела мной, не я ею, а она мной. Перед этим у меня никогда не было девушки. Под губами я чувствовал упругость ее кожи. Какой я был в то время глупец!..
— Назад, на базу! Возвращаемся! — горланил Маретти.
Дождь рассеялся, клубы пыли закрывали обзор. Мы ехали по песчаной калахарской полосе, тянущейся, как свежий шрам, вдоль подножия холмов до самого лагеря. Эрозия подтачивала саванну и превращала ее в пустыню. В двадцати километрах к востоку лежала граница с Мозамбиком. Там был расположен наш корпус. Отборная армия Гофмана, пятьсот готовых на что угодно парней с самым современным оружием. Транспортеры и вертолеты «Алоетте». Суровая служба! Но и плата тоже соответствующая. Я не слышал, чтобы кто-то из парней жаловался. Разговор шел на немецком, английском, польском и сербском, но более всего на африкаанс. Расовые преграды не существовали. Здесь были и цветные американцы с опытом войны во Вьетнаме, французы, прошедшие Алжир, но костяк составляли англичане и голландцы.