Смесь бульдога с носорогом
Шрифт:
По окончании я художественно брякнулась в кресло и спросила:
— Так что ты там говорил про встречу без свидетелей? А как же эта? — кивнула я в сторону приемной.
— Клавдия Никитична уже уходит. Маш, ты пойми, я к тебе замечательно отношусь, но ты б лучше ушла. Для тебя же лучше.
Вот тебе раз. И это он мне говорит после того, что только что произошло меж нами! Взглянув на валяющиеся на полу брючины, я демонстративно вытянула освобожденные ноги, полюбовалась их формой и спросила :
— Кого ждем? По бизнесу
— Зырян придет, — скучным голосом сообщил Ворон. Однако формой моих ног он тоже не упустил случая полюбоваться. Привороженный, что с него взять.
— О — о…., — удивилась я.
Зырян, насколько я знаю, был из старой гвардии — авторитетный коронованный вор. Жил он сейчас тихо — мирно, это раньше о его подвигах песни слагались. Ему — то чего надо?
— Слушай, я ведь тебя спросить кой о чем пришла. Вот ответишь и сразу уйду, ладно?
— Хорошо, только быстро, — мольба в вороновом голосе меня прямо растрогала.
— Я вот чего не пойму, с чего общак с тебя — то спрашивают?
— Потому что некоторые мудаки за день до смерти сообщают Зыряну при свидетелях, что он мне, если что бригаду оставляет и за общак я в курсе. А я не в курсе, черт возьми! — зло выкрикнул парень.
— Да не переживай ты так, — посочувствовала я. — Саню ж ты убил, значит, считай, отомстил.
— А теперь убьют меня, — глухо сказал Ворон. — Откуда ж мне знать, что Никанор как чуял и на меня стрелки — то перевел? Узнаю, кто сдал — живьем похороню.
А я с сожалением подумала о том, какому все же дураку досталось Санино место — ведь ясно — понятно, что прорицатель, вернее, прорицательница у нас одна. Приходил за гаданием Саня за недельку до смерти, я как обычно выдала ему порцию ужастей. У меня вообще принцип — ребята мне эти как родные, так что я им выдаю прогнозы пострашней, что б не расслаблялись. У них жизнь такая потому что, каждый день как на войне. Вот Саня, умничка, и не сплоховал, дотумкал, откуда к нему беда придет.
— Да, Ворон, вот кто — то свинью — то тебе подложил, — лицемерно посочувствовала я.
— Маша, я тут подумал и решил что мне твоя помощь нужна, — вдруг жарко заговорил Ворон. — Ты же все можешь, все умеешь, посмотри мне по своим картам, где эти чертовы деньги лежат! Озолочу, с ног до головы озолочу!
Я посмотрела на него как на придурка.
— Не рассчитывай на меня!
— Час назад предлагала свою помощь! — упорствовал он. — Что изменилось за это время?
— Ворон, — снисходительно посмотрела я на него, — да если б я знала где они лежат, я б и без тебя озолотилась.
Я ничем не рисковала, выдавая свой план. То, как я легкомысленно произнесла эти слова — гарантировало, что всерьез их никто не воспримет. Однако Ворон остро взглянул на меня и покачал головой:
— Даже не думай об этом. Эти деньги надо отдать, собственная жизнь гораздо дороже двух миллионов. Ты не успела бы их даже начать тратить.
— Глупо, —
— Опомнись, Маш. Твоя жизнь и твой куций умишко — против матерых братков, прошедших огонь и воду. Даже не думай о том чтобы их присвоить, ты еще молода, жить да жить. А если поможешь мне — двести тысяч твои.
— Звучит роскошно, — бесстыдно соврала я. Нашел дуру — два миллиона променять на двести тысяч. А вот «умишко» — я тебе еще припомню, тоже мне, Нобелевский лауреат.
— Вечером встретимся? — сразу ухватился он.
— Зачем? — удивилась я.
— Обсудим ситуацию, наметим план, как действовать.
— Я не уверена что буду свободна, — протянула я. — Позвоню тебе, котик.
Зубы Ворона явственно скрипнули. Вероятно, это аллергия на «котик», но ответить он не успел.
В приемной раздались голоса, возмущенно взвыла Никитична, в ответ ей раздался трехэтажный мат. Дослушивать я не стала. Быстрей молнии я вскочила и ринулась к неприметной дверке напротив. Моя легендарная интуиция часто действовала впереди моего куцего, отравленного «Космополитеном», «Менс хелсом» и сладковатым запахом диоровской «Дольче виты» умишка. И вовремя.
— Что, браток, за бабой прячешься? — раздался голос, который иначе как гнусным я назвать не могу. Сразу было понятно что у его обладателя землистый цвет лица, прокуренные щербатые зубы и повадки орангутанга.
— Проходи, Зырян, садись, — спокойно пригласил его Ворон. — Сейчас нам секретарша моя перед уходом коньячку поднесет.
— Ушла уже твоя секретарша — захихикал еще один не менее гнусный голос.
Так… Все ясно… Когда орлы разговаривают, курицы молчат и быстренько отползают в сторону. Я огляделась в поисках путей отползания.
Как я и думала, за дверцей был санузел. И в нем было почему — то окно. Наверно потому, что он был по площади не положенные полтора квадратных метра, а с нормальную комнату. На цыпочках я подошла к окну и очень медленно начала его открывать, потому как чувствовала, что делать мне тут и правда нечего. Зыряна — то я не привораживала, он ко мне не ходит, шлепнет меня, и не поморщится — у старых урок повадки такие есть. Сосредоточившись, я буквально по миллиметру отодвигала створки.
А в кабинете меж тем шел «серьезный разговор».
— Ну так что, Воронок, по общаку — то решим? — вальяжно вопрошал обладатель мерзкого голоса.
— Искать будем, — равнодушно ответил мой вражина. Да уж спасибо, без тебя найду, помощничек.
— Хороший ты парень, Ворон, никто за тебя плохое сказать не может, — вздохнул Зырян, и я поняла — ну точно убьют Ворона за этот общак.
Я приоткрыла наконец створки и тихо скользнула на улицу — благо первый этаж.
— О покойниках вообще плохого не говорят, — язвительно донесся до меня напоследок менее гнусный голос, подтверждая мои догадки.