Смешение карт: воспоминания о разрушительной любви
Шрифт:
В Новом Колледже как студенты, так и преподаватели были эксцентричны, дерзки, ловки, необычны, самоуверенны и блестящи. Впервые в жизни я почувствовал себя дома.
У колледжа был совершенно непривычный подход к высшему образованию. Поощрялся уход в далёкие интеллектуальные дали. Студенты составляли свои учебные планы, сотрудничая с администрацией. На занятиях нас было немного, обычно от трёх до двенадцати студентов, на исключительно популярных предметах могло собраться тридцать. Учащиеся называли профессоров по именам. Занятия часто проходили снаружи, в тени растущих тут и там огромных деревьев. Большинство студентов повсюду ходили босиком, в том
В окружении людей, целиком проводящих свои жизни живя и думая без ограничений, я оказался привязан к ним, как никогда в жизни. Но несмотря на кажущуюся небрежность, программа обучения была весьма серьёзной. На старших курсах приходилось писать работы, соответствующие магистерским требованиям. (Фактически некоторые студенты впоследствии повторно защитили эти студенческие работы, написанные в Новом Колледже как магистерские диссертации.) Профессора были одарёнными в своих областях и имели обычай учить не по традиционной схеме «с губ профессора в тетради учеников». Занятия были больше диалогами, чем лекциями, учащиеся взаимодействовали с учителями, и это было своего рода поиском и для тех и для других.
Мне не потребовалось много времени, чтоб нажить неприятности.
В первый день занятий на новом месте, я принёс с собой ручку, блочную тетрадь, калькулятор и постоянную невосприимчивость к знакам симпатии со стороны женщин. Разумные люди с относительно хорошими социальными навыками приняли мою невосприимчивость за отсутствие интереса и вскоре перестали со мной флиртовать. В результате я оказался связан с теми, чьё упорство переходило в неспособность уважать границы.
Я был затейлив, мою сексуальную историю большинство людей сочли бы претенциозной на грани полной извращённости: связывание, групповой секс и всё такое. Но, в то же самое время, я был исключительно сексуально наивен.
Я не выучил к тому времени ещё нескольких уроков. В первую очередь, у меня было удивительно слабо выработано умение выбирать партнёров. Я с самого начала выбирал партнёров неважно, а потом выработал представление, что возможности для любви скудны, добавим к этому веру в то, что никто не проявит ко мне интереса потому, что у меня уже есть девушка — такая смесь делает хаос неизбежным.
У меня было не так много сексуальных партнёрш, так что я пока не знал, что для меня почти невозможно быть с кем-то сексуально близким, пока я по уши в неё не влюблюсь. Именно это и произошло со мной, когда я начал встречаться с Блоссом — тёмноволосой темноглазой женщиной, которая имела привычку всегда носить длинный голубой плащ.
Я встретил Блоссом в середине второго семестра. По правде говоря, мы с ней не слишком подходили друг другу. Я был рационалистом и твёрдо стоящим на земле прагматиком, она была независимой и раскованной, считала себя духовной сестрой зверей лесных. Я любил проектировать и строить модели ракет, она — танцевать под дождём. Она верила в энергетические поля, управляющие судьбой человечества, в то время как я рассматривал мир в терминах совершаемого нами выбора и действия неумолимых законов природы. Даже в постели наши вкусы не очень совпадали, её интересы склонялись скорее к миссионерской позиции поздно ночью, чем к верёвкам и кожаным шлёпалкам.
Но в одном, в одном по-настоящему важном вопросе она была более совместима со мной чем кто-либо, кого я когда-нибудь знал. Как и я, она не понимала моногамию. Она не видела в ней смысла и не понимала, почему так много людей считают её такой важной. У неё был другой
Я был сражён наповал. Возможно я не был единственным из всех этих миллиардов людей, имеющим такие странные идеи о любви и романтике! Может быть, просто может быть, есть ещё люди, которые не считают, что любить в одно и то же время нескольких людей — Плохо И Неправильно! Блоссом была ни в чём на меня не похожа, кроме одного единственного, в чём мы были очень схожи.
Я влюбился в неё и влюбился сильно. Но это порождало проблему. Я знал, что Целести это не понравится и в то же время не видел простого пути обсудить это с ней так, чтоб она не почувствовала себя преданной. Она позволила мне (да, разумеется, неохотно, но тем не менее) иметь других любовниц при условии, что я не буду в них влюбляться. Сама она тоже согласилась на это условие. Они с Джейком занимались сексом в моё отсутствие, но она всегда уверяла меня в том, что её сердце принадлежит только мне. Я не знал как объяснить ей, что для меня не обязательно, чтоб она любила меня одного. Я был бы рад, если бы она любила и Джейка. Но она сказала, что этому не бывать и в соответствии с условиями, о которых мы договорились, мне не следовало ни в кого влюбляться. И что я сделал первым делом? Влюбился.
Теперь мне кажется глупым верить в то, что правило может предотвратить чувство. Если бы этот подход работал, мы могли бы решить немало мировых проблем, просто запретив гнев и ревность или объявив вне закона ненависть. Правило не помешало мне влюбиться, оно просто сделало меня плохим, так как я испытывал запрещённое чувство.
В соответствии с моим обычным тогда образом действий, я сообщил о своей новой любви наихудшим способом из всех, которые только можно было бы вообразить. В один из выходных, когда Целести приехала навестить меня, я представил их друг другу. «Это Блоссом!» — сказал я за обедом. «Я помню, мы решили, что мне нельзя влюбляться, но я её люблю!» Мне казалось, что предъявить новости прямо и быстро — хорошая идея. Но оказалось, что эмоционально нагруженные разговоры проходят легче тогда, когда все чувствуют себя в безопасной обстановке.
Блоссом ничуть не понравилась Целести и это чувство было взаимным. После болезненно странной первой встречи Целести отозвала меня в сторону и спросила: «Её? Правда?»
Она никогда не требовала, чтоб я расстался с Блоссом, но мы провели много ужасных ночей, во время которых она то бранила меня за нарушение правил, то спрашивала, что она сделала не так настолько, что мне понадобилось полюбить другую.
— Из всех людей, среди которых ты мог выбирать, почему именно Блоссом? — спросила Целести однажды ночью. — Почему это не могла быть Виллоу?
— Виллоу? Не думаю, что я ей интересен.
— Она предлагала тебе пойти с ней в душ! — гневно воскликнула Целести. — Женщины не делают такого, если не интересуются тобой. Или как насчёт Люси?
— Что насчёт Люси? Я не думаю, что она…
— Вы двое полдня провели на пляже не разнимая рук. Не думаешь ли ты, что это может значить, что ты ей нравишься?
— Ой. Подожди, это что-то значит? — недоверчиво переспросил я. — Я думал, ну, знаешь, мы просто развлекались. Знаешь, просто тусили вместе.