Смешилка — это я!
Шрифт:
Ди-рек-три-са… Менее благозвучно, но более самостоятельно!
Мне захотелось, чтобы ближайшие мои подружки разделили с директрисой «праздник возвращения», как сама она назвала сотворенное мной событие.
Бесхитростная, как дитя, она, прослышав о коварных намерениях муниципалитета, поторопилась кое с кем попрощаться — и вся школа узнала, что ее «переводят»… Плохие вести более быстроноги, чем хорошие. Тем паче хотелось, чтобы подружки мои тоже директрису поздравили. Но они принялись увертываться. «Кто-нибудь увидит, услышит… Или она сама разнесет… И все посчитают, что мы подхалимки!»
— Поздравьте ее по телефону. Я
Но подружкам и это не подошло: представилось неудобным, нескромным. Почему промолчать удобно, а промолвить добрые слова неудобно? Они ведь, как и я, к директрисе привыкли и разлучаться с ней не хотели. Снова «чувства на привязи»?
Что ж, тогда я стала названивать их голосами. Уж эти-то голоса подделать для меня было проще простого!
Я поздравляла директрису и от имени тех мальчишек, у коих на почве переходного возраста голоса ломались, то есть звучали тонко, совсем по-девчачьи.
Девчонки перед высокомерными старшеклассниками выламывались, а у мальчишек голоса выламывались (но в ином смысле). У меня же, как у наркоманки (если и это бывает тоже в ином, положительном, смысле!), начиналась ломка, если мне некого было измененным голосом выручать.
Всех, изображенных с поздравлениями по телефону, уведомить об этом не успела. А директриса бросилась якобы звонивших отблагодаривать. Не только в трубку, но и приглашая к себе в кабинет… Сначала я съежилась… А позже узнала, что никто от «спасибо» не отказался. Поздравлять они, значит, стеснялись, а принимать незаслуженные поклоны — нет. И мальчишки переходного возраста восприняли те директрисины «спасибо» как должное. Сколько еще ехидных загадок подкинет мне жизнь?
Пародисты используют умение копировать себе на пользу: концерты, гонорары, аплодисменты. А я пыталась использовать свое умение и на пользу другим… в их личной жизни.
«Как бы еще повстречать человека, кем-то обиженного, чтобы его защитить?» Нет, я никому неприятностей не желаю. Но как же я могу бороться со злом, коли оно от меня уворачивается? Если люди когда-нибудь перестанут нуждаться в помощи, будет прекрасно. Это моя мечта… Но суждено ли ей сбыться?
Бабуля вспоминала — мне на пользу! — не одних только писателей, но и ученых, философов.
Некоторые сделались всем известными, но я о них ничего не слышала.
Философ Гельвеций, живший в восемнадцатом веке, припоминала бабуля, утверждал: «Самая низкая человеческая страсть — это зависть: под ее знаменем шествуют коварство, предательство и интриги».
— Иные завидуют даже покойнику, если его укладывают в богатый, роскошный гроб, — бабуля поддержала Гельвеция. — А грустнее всего, когда по воле зависти далекими становятся близкие. — Бабулина память не останавливалась. — Однако другой, не менее знаменитый ученый, Геродот, живший, представь себе, задолго до нашей эры, умудрился писать о зависти с юмором: «Предпочитаю, чтобы мои недруги завидовали мне, чем я моим недругам».
Этими знаниями и цитатами бабуля вооружила меня в связи с тем, что по вине зависти лучшей ее подруге незаконно урезали пенсию и вдобавок обложили ее, пенсионерку, налогами.
Я очень обрадовалась…
— Что тебе так понравилось? — удивилась бабуля.
— Поверь, не то, что опять появились доносчики, а то, что нашелся еще один случай их победить!
Завистливые соседи донесли, что
Однако бабулина подруга никого уже не обшивала, так как пальцы ее постепенно сковывались артритом, а глаза плохо видели. Ради меня, а точней, ради бабулиной внучки она невесть как болезни преодолела.
Прощаясь у лифта, я действительно брякнула во весь голос, что премьера наряда состоится на премьере картины, — и цепкие уши доносчиков это услышали. Откланиваясь, я нежно и продолжительно целовала подругу бабули, потому что платье того заслуживало. И потому еще, что наряд она сшила бесплатно… Поцелуи и были единственной платой. Но неожиданно сделались и обвинением.
— Надо немедленно подать в суд и найти адвоката, — сказала бабуля, предпочитающая узаконенные шаги. — Впрочем, зачем искать? У нас в семье имеется свой адвокат…
Но я уже привыкла шагать по-иному:
— Она твоя лучшая подруга со школьных лет?
— Ты это знаешь.
— Так зачем же лучшей подруге предлагать наихудшие варианты? Скажут, что мама защищает ее по знакомству… Адвокат вообще не понадобится! Фактически она из-за меня пострадала — и я сама все исправлю.
Я пообещала так твердо, поскольку вспомнила, что министр социального обеспечения у нас тоже женщина. Одна из всего двух…
Министр то и дело провозглашала по телевидению и радио, что человечность — ведущий принцип ее министерства. Вот пусть и докажет!
— Как называется ваше местное отделение? Я хоть и министр, но забыла… — так начался мой телефонный разговор.
— Социального обеспечения… — подсказал чиновник, полуошалевший от явно министерского голоса.
— И чем ваше социальное обеспечение обеспечивает пенсионеров? Оскорблением, унижением?! Мы с вами наглухо забудем об этом разговоре и никогда (подчеркиваю: никогда!) к нему не вернемся, если вы сегодня же, буквально сейчас же, восстановите в полном объеме законную пенсию и избавите от незаконных налогов… — Были четко названы имя и фамилия лучшей бабулиной подруги. — Не теряйте времени, не оповещайте о моем звонке: стыдно, что министру самому приходится освобождать человека от вашей бесчеловечности. В то время как человечность — ведущий принцип нашего министерства… О чем я вчера очередной раз возвестила по телевидению.
— Я слышал… — отважился пролепетать чиновник.
— Но к сведению пока не приняли!
— Мы незамедлительно, не теряя времени… Я вас заверяю!
Минут через сорок к бабулиной подруге примчался с извинениями не просто чиновник, а сам руководитель местного отделения.
— Как тебе это удалось?! — изумилась бабуля.
Она так восхищенно и доверчиво смотрела мне в глаза, что соврать у меня не хватило мужества. И я раскрыла ей тайну…
— Это же авантюра, — одними губами, боясь, что кто-то услышит, проговорила бабуля.