Смешная русская история (статьи)
Шрифт:
Меня не это сейчас занимает. Прочитав Солженицына и отлично зная, что русские просто физически не могли изобрести водку из–за абсолютного незнания физики, я понял, что мне надо снять напраслину, которую я возвел на первых русских вождей, когда их еще не заменили евреи на этом посту. Так–то оно будет складнее. Солженицын с абсолютной убедительностью показал, что в 1772 году евреи жили исключительно водкой, притом с такой жестокостью спаивали россиян, отбирая у них на почве опохмелки практически все достояние, что я подумал: а почему они намного раньше, этого же не могли с нами делать? Особенно меня ужаснул доклад Державина Елизавете. Ведь они же были у нас еще с Хазарского каганата. И главное, из всех сил пытаются скрыть, что они были у нас в это время. И все наши летописи они писали сами, мы же писать не умели. Недаром, даже сегодня «свою древнерусскую писанину» мы считаем «нечитаемой» (Носовский, Фоменко).
Гои и изгои
Я прекрасно знаю, и Солженицын это подтверждает, что евреи называют всех
Пришлось лезть к старику Далю. И, правда, есть такое слово: «Гой – междометие, вызывательное восклицание, ободрительный вызов. Например, «Ох ты гой еси добрый молодец», в сказках». Какой же я дурак, думаю, ведь сам десятки раз читал и слышал, что, дескать, гой еси… Но сразу же и задумался, что никогда не задумывался об истинном смысле этого «вызывательно–ободрительного вызова–восклицания», пропускал его мимо ушей, как «Дорогие товарищи!» в докладе генеральных секретарей ЦК КПСС. Ведь я прекрасно знал, что гусь свинье не товарищ, и уж никак не дорогой. Вот как я думал раньше, читая «гой еси…» Еще меня путал старославянизм «еси», то есть «есть». А то у меня бы автоматически получилось и раньше «гой есть добрый молодец». Тогда я был бы обязан подумать, а бывает ли «гой есть недобрый молодец», например, бандит? Хорошо, что хоть сейчас задумался.
У Даля получается, что «гой» – это вроде: «эй», добрый молодец. Тогда его можно признать «вызывательным восклицанием», но опять же нельзя признать «ободрительным» вызовом. В «эй» я никак не вижу ободрения, хотя вызов и есть, если кричишь заснувшему холопу. Может быть, Даль видел «одобрение» в последующем «добрый молодец»? Но тогда бы было «гой, добрый молодец» в смысле «эй, добрый молодец», и слово «еси» (есть) было бы совершенно лишним. Ну что за идиотская фраза бы получилась: «эй, есть добрый молодец!»? Так что Владимир Иванович Даль грешит, вернее, грешил, когда писал приведенное им толкование. Именно грешил, а не ошибался, так как тонкости русского языка знал лучше меня, да и Ожегова, кстати. Кроме того, по русской грамматике после «эй» обязательно требуется запятая, отделяющая окрик от обращения, типа «эй, Иван Иванович», но у Даля нет запятой в примере. И я никогда не поверю, что он ее случайно пропустил. Он ее пропустил, так как не знал, куда поставить во фразе «Эй есть добрый молодец». А без запятой слово «гой» или «эй» выглядит как собственное имя, дескать, «Эй является добрым молодцем» или «Гой является добрым молодцем». Собственно, так мы и должны ее понимать, русские. Повторю ее еще раз, пожирнее: «гой является добрым молодцем». И тут я должен со всей откровенностью сказать всем: никто кроме евреев не использует слова «гой». Вы же сами видели, что его даже в русских словарях нет.
Здесь есть одна тонкость. Если бы слово гой определяло хорошего человека, то не надо было бы уточнения, что гой – добрый (на современном русском – хороший) молодец, и без дополнительного определения было бы понятно. Вот это дополнительное определение и показывает, что должны быть и нехорошие гои, без употребления «хороший молодец». Но без определения «хороший молодец» был бы тогда самый простой ординарный гой, и тот, кто говорит про такого гоя, должен был бы просто сказать: «гой еси», или по–новому «гой есть». И тогда бы тоже получилась чушь, так как не надо было употреблять сказуемого (глагола «еси» или «есть), которое бы повисло в воздухе без уточнения. То есть надо было просто сказать «гой» и точка. Но и «гой с точкой» – это тоже чушь, как если бы любое произведение изящной словесности начиналось с какого–либо отвлеченного слова с точкой, например, гора., сундук., еврей., гой., и так далее. И более никаким образом это слово не участвовало бы в повествовании, и даже не уточнялось бы, зачем его туда вставил автор. Например:
Закончу об ординарном гое и перейду к плохому гою. Не сомневаюсь, сказка должна начинаться: «Гой еси сукин сын». Но таких сказок, конечно, нет в русской природе.
Продолжать не буду, перейду сразу к современным книгам. Открыл латышские народные сказки (Гослитиздат, М., 1958). Все как одна начинаются: «Был…, Жил…, У короля…, У отца…, У матери…, У мельника…» и так далее, то есть сразу переходят к делу. Открываю Сказки зарубежных писателей («Юнацва», Минск, 1986). То же самое: «Жил…, Был…, Жила…, Жили…, Было…, Привел крестьянин на базар корову…» Открываю Русскую народную поэзию. Лирическая поэзия («Художественная литература», Ленинградское отделение, Ленинград, 1984). Здесь около 500 произведений на 580 страницах. И все как одна «сразу берут быка за рога»: Ах вы сени, мои сени…; У ключа, ключа, да у кипучего…; Во горенке было во новой…; Дуня бела, румяна…; Как у Павла–то хоромы хороши…; Сижу я, млада, на печке одна…; Спится мне, младешенькой, дремлется…; Стукнуло, грянуло в лесе…; Уж ты сад, ты мой сад…; Ах, капустка, рассада моя…; Вы бродяги, вы бродяги, вы бродяженьки мои…; Уж ты степь ли моя, степь Моздокская… (!) Первый раз слышу. Обычно – широкая или раздольная. Это в связи с Чечней, что ли, переделали? Не думаю.
Степь Моздокская на границе Северной Осетии, Кабардино–Балкарии, Ставрополья и Чечни, между Тереком и Кумой – это как раз то место, где казаки–разбойники всех кровей «казаковали» и «гуляли», а попросту – грабили. И все это шло от времен самих хазар, когда еще баскунчакскую соль возили.
Открываю, наконец, Русские народные сказки, совсем недавно изданные («Правда», М., 1982), 560 страниц сплошных сказок. Начала стали пристойные, как и на Западе, самое заковыристое: в некотором царстве, в некотором государстве… Но не в этом дело. Нигде нет «гой еси добрый молодец», убрали уже. И Владимир Даль им не указ. Только в двух из 170 сказок нашел то, что искал: в сказке об Илье Муромце, и в сказке про Елену Прекрасную. И то, анекдот, да и только. В Илье Муромце «гой» превратился в «ой». Вот как это выглядит: 1) Ой ты еси, Илья Муромец, 2) Ой еси ты, князь Киевский, 3) Ой еси ты, Калечище прохожее. У Елены Прекрасной, правда, недоглядели. Там Елена кричит старинно: Гой еси, братец Ясен Сокол. Но не в этом главное. Давайте посмотрим грамматику. Сперва про «ой». Если «ой» — это ой, то тогда надо ставить после него запятую как, например, после «ух», «эх» по типу «ах, больно», но вы же сами видите, что запятой нет – я переписал в точности. Что Муромец, князь и Калечище – предметы обращения, это ясно из запятой перед ними. Но как понять, выполняя обращение: «ой ты является, Илья Муромец!», «ой является ты, князь Киевский!», «ой является ты, Калечище прохожее!»? Но, «гой ты является, Илья Муромец» и «гой является ты, князь Киевский» – тоже совершенное сумасбродство. Ну, а чем же лучше крик Елены: «гой является, братец Ясен Сокол» с запятой внутри? Хотя, если подумать, она предупреждает братца, дескать, гой является вот–вот. Но я бы написал лучше: братец Ясный Сокол! Гой является, вот–вот прибудет. Только вот, кто такой этот Гой, персонаж, что ли?
Я–то пользовался недавними изданиями, а вот перед Сергеем Наровчатовым, очень известным писателем лет двадцать назад, при Брежневе, все сказки были открыты, вплоть до прижизненных изданий Владимира Даля. (С. Наровчатов. Необычное литературоведение. Издательство «Детская литература» (!), М., 1981). Вот что он нашел про Ивана Грозного и Ермака Тимофеевича:
Ермак: Ой ты гой еси, надежа православный царь!
Не вели меня казнить, да вели речь говорить.
…………………………………………………………………….
Грозный: Ой ты гой еси, войсковой донской атаманушка!
Я прощаю тебя да и со войском твоим…
Я бы еще добавил: разбойным. Но опять же, не только в этом суть. Суть еще в том, что и Ермак Тимофеевич, и сам Иван Грозный, оба – гои. А где же сами евреи? Вот к этому и приступлю. Но, пока не забыл, уточню кое–что. В своих работах я приводил данные об исследовании, авторы которого утверждают, что и Добрыня Никитич, и Алеша Попович – зятья Соловья–разбойника. А вот Наровчатов где–то откопал, что Алеша Попович – печенегов бивал, а Добрыня Никитич – вообще дядя по материнской линии Владимира Святого, да, да, того самого, крестителя Руси. Так что выходит, что все они – разбойники, вернее, казаки–разбойники, о чем я всегда говорил в своих работах.
Итак, что я имею для дальнейших «раскопок»? Владимир Даль прекрасно понимал, что гой – это гой, и ни что иное. Что такое «еси», «есь», «есьм» он тоже еще лучше меня знал. Для современников объясню, что это одно и то же слово, только как бы склоняется, например, «азм есьм» – я есть, я являюсь, или просто я – такой–то. Но что–то помешало ему об этом сказать открыто, и он представил слово «гой», как – «эй». Пока то, да се, Даль умер, и по настоящему его читать стали только при советской власти, при ней учеными были почти одни евреи. Вот они быстренько и переделали все сказки «по Далю». Вы же это сами только что видели. На этой основе я и возьмусь за «кусты слов» в его Толковом словаре великорусского языка.