Смеющиеся глаза
Шрифт:
— Самая смирная кобыла на заставе, товарищ майор. Что с ней происходит? Она, должно, фотографироваться не любит. Как увидит «фэдовский» фотоаппарат, так и на дыбы. Скромная кобыла!
Раздосадованный майор, пообещав посадить Смолякова на гауптвахту, ушел, а Смоляков жаловался своим друзьям:
— Видали? Еще неизвестно, кому на гауптвахту! Ты сперва ездить научись, а потом на заставу милости просим. А еще зеленую фуражку надел.
И когда ему пытались доказывать, что майор — специалист в других пограничных вопросах и что не обязательно каждый должен уметь
— Дальнобойная ракета на границе неприемлема. Сколько граница будет, столько и кони будут. И я так смотрю: можешь на коне ездить — иди на границу, не можешь — работай себе бухгалтером или стихи пиши.
Особенно любил подтрунивать Смоляков над Костей Уваровым. При всяком удобном случае он напоминал ему о Зойке, уверяя, что она с первого же дня после свадьбы будет командовать Костей не хуже старшины Рыжикова или лейтенанта Колоскова и навечно установит матриархат.
Доставалось Косте от Смолякова и на занятиях по физподготовке. Эти занятия были для Уварова самыми мучительными. В этом мне как-то пришлось убедиться.
Уже перед построением в спортгородке Смоляков под общий хохот объявил:
— Ожидается выступление олимпийского чемпиона по гимнастике Константина Уварова!
Занятия проводил Колосков. Он стоял в своей любимой динамовской майке и спортивных брюках, внимательно наблюдая за тем, как идет дело. Только что он вернул в строй пограничника, который нечетко вышел к снаряду, и заставил проделать все сначала. Увидев меня, Колосков строго сказал:
— Показываю еще раз.
Он легко, свободно и красиво подошел к турнику, остановился под ним, даже не взглянув на перекладину, затем пружинисто отвел руки назад, чуть присел, одновременно приподнимаясь на носки, и тотчас же легким изящным движением оттолкнулся от земли, цепко схватился за перекладину. Он весь прогнулся, вытянув носки, зафиксировал свое положение и, чуть качнув корпусом, без всяких усилий занес ноги кверху и очутился на турнике. Потом расчетливым, экономным движением соскочил вниз и, четко повернувшись кругом, скомандовал:
— Очередной, к снаряду!
К снаряду подошел Евдокимов. Он выполнил упражнение довольно чисто, хотя и без того изящества, какое так отличало Колоскова. Лейтенант остался недоволен.
— Толстеть начинаете, Евдокимов. Животик отращиваете.
Вслед за Евдокимовым вышел Уваров. Фигура его сейчас была несобранной, и он, как ни старался, шагал к турнику тяжело и вяло. С усилием схватившись за перекладину, он тут же едва не сорвался с нее. Он попробовал проделать упражнение еще раз — получилось значительно хуже.
— Мертвая хватка, — презрительно процедил Колосков. — Мешок с костями.
Уваров все еще размахивал ногами, но силы уже покинули его.
— Вы долго намерены висеть? — возмутился Колосков.
Уваров разжал руки и плюхнулся на землю. Кто-то из стоявших в строю пограничников хихикнул.
— Сейчас Константин Уваров совершит круг почета, — серьезно сказал Смоляков и этим подлил масла в огонь: грохнула смехом вся шеренга.
Уваров смотрел
— Почему не выполняете упражнения? — сурово спросил Колосков.
Уваров молчал.
— Почему, я вас спрашиваю?
— Не получается, — пролепетал Уваров.
— И ни черта не получится. Спите много. До одурения спите. Я за вас на турник буду лазить? И девчатами увлекаетесь. Или служить, или любовь крутить.
— А это не ваше дело, — вдруг одним духом выпалил Костя.
— Не мое дело? — оторопел Колосков. — Прекрасно. Ждите взыскания.
— Ну и пусть, — будто самому себе сказал Уваров, не поднимая головы.
Колосков метнул быстрый взгляд в мою сторону, как бы говоря мне: «Видели, каков гусь!»
— Будете иметь дело с начальником заставы, — сказал он Уварову. — Я не намерен выслушивать ваши пререкания. А сейчас отправляйтесь в казарму.
— Пусть еще попробует, — раздался рядом голос Нагорного.
Он, видимо, недавно пришел в спортгородок, и его никто не успел заметить.
— Пусть попробует, — повторил Нагорный. — Все дело в голове. Голову нужно отводить назад до отказа.
— Рядовой Уваров, к снаряду, — скомандовал Колосков таким тоном, будто делал одолжение.
Уваров подошел. В его движениях появилось что-то похожее на уверенность. Нагорный приблизился к турнику.
— Так, — сказал он, когда Костя начал с огромным усилием поднимать ноги. — Уже лучше. Голову назад. Еще. Еще сильнее. Вот и ноги пошли.
В тот момент, когда перекладина была уже чуть выше колен Уварова, Нагорный коротким, но сильным толчком руки подтолкнул плечи солдата назад, и тот оказался на турнике. Костя держался за перекладину, возбужденный и счастливый. Он так был доволен, что не спешил спускаться на землю. Глядя на него, улыбались солдаты. Смоляков торжественно поднял большой палец кверху. Колосков молча отвернулся в сторону.
— Дело у вас пойдет, — убежденно сказал Нагорный. — Человек все может. Нет такого, чего бы человек не сделал.
— Так это вы помогли, — неуверенно сказал Костя.
— Тренироваться. Три раза в день. Перед принятием пищи. Вот и все лекарство, — приказным тоном сказал Нагорный и, увидев младшего сержанта Бойко, нахмурился: — А вы не улыбайтесь, Бойко! И знаете почему?
— Знаю, товарищ капитан, — четко и громко ответил Бойко, открыто и безбоязненно глядя на Нагорного. — Мой подчиненный. Молодой. Учить надо.
— Точно, — удовлетворенно сказал Нагорный. — Вот через недельку и доложите. А лейтенант Колосков проверит. Заниматься с Уваровым будет Смоляков.
— Есть, заниматься с Уваровым! — радостно воскликнул Смоляков, любивший получать задания лично от начальника заставы.
После занятий Колосков сказал мне:
— Так зарабатывается дешевый авторитет.
Он был очень раздражен и никак не мог успокоиться.
— Почему же дешевый?
— Вы разве не видели?
— А разве вы не можете учить так, как Нагорный?