Смеющийся труп
Шрифт:
— Зачем мне говорить Жан-Клоду?
Теперь он перешел на шепот. На сцену вышел новый комик, в зале снова царил смех, и, тем не менее, Вилли говорил шепотом.
— Ты его человек, нравится тебе это или нет. Он сказал, что когда мы говорим с тобой, мы говорим с ним.
Теперь наши лица были совсем близко. От Вилли пахло мятой. Почти все вампиры пахнут мятными таблетками. Не знаю, что они делали, пока не изобрели освежители дыхания. Наверное, просто воняли.
— Ты же знаешь, что я ему не слуга.
— Но
— Если Жан-Клод чего-то хочет, это еще не значит, что он это получит, — сказала я.
— Ты не знаешь, какой он.
— Мне кажется, я знаю…
Он коснулся моего локтя. На этот раз я не стала отдергивать руку. Я была слишком поглощена разговором.
— Он не такой, как прежний Мастер, который умер. Он гораздо сильнее, чем ты думаешь.
Об этом я и сама догадывалась.
— Так почему я не должна ему говорить, что ты боишься зомби?
— Он станет этим пользоваться, когда захочет меня наказать.
Я посмотрела ему в глаза.
— Ты хочешь сказать, что он мучает людей, чтобы держать их в повиновении? — Вилли кивнул. — Вот черт.
— Ты не скажешь?
— Не скажу. Обещаю, — сказала я.
Он явно почувствовал облегчение, и я потрепала его по руке. Рука была похожа на руку. Она больше не казалась деревянной. Почему? Я не знала, и если бы я спросила Вилли, он, скорее всего, тоже не смог бы ответить. Одна из тайн… смерти.
— Спасибо.
— Мне показалось, ты говорил, что Жан-Клод самый лучший Мастер из всех, кого тебе пришлось увидеть.
— Это верно, — сказал Вилли.
Да, такова страшная правда. Какой же гадиной была Николаос, если наказание самым глубинным страхом все же лучше, чем то, что творила она? Черт, кому, как не мне, это знать. Она была ненормальная. Жан-Клод все-таки не мучил людей только ради того, чтобы полюбоваться на их судороги. Его жестокость не была беспричинной. Это уже прогресс.
— Мне надо идти. Спасибо, что помогла справиться с зомби. — Вилли встал из-за стола.
— А ты ведь не струсил, знаешь, — сказала я.
Он усмехнулся мне, и клыки блеснули в тусклом свете зала. Но улыбка его тут же погасла, как будто ее выключили.
— Я не могу позволить себе быть пугливым.
Сообщество вампиров во многом похоже на волчью стаю. Тот, кто слабее, должен подчиниться или умереть. Изгнание у них не практикуется. Вилли шел по восходящей. Проявление слабости в лучшем случае могло остановить его продвижение. Я часто задавалась вопросом, чего боятся вампиры. Один из них боялся зомби. Я бы рассмеялась, если бы не видела настоящий страх в его глазах.
Новый комик на сцене был вампиром. Недавно умершим. Кожа белая как мел, глаза как прожженные дырки в листе бумаги. Десны у него были бледные и отставали от клыков, что послужило бы предметом зависти для любой
Я пропустила реакцию зала на его появление, но теперь все смеялись. Если с моей точки зрения предыдущий номер был не смешной, то этот был еще хуже. Но женщина за соседним столиком хохотала так, что у нее по щекам катились слезы.
— Я поехал в Нью-Йорк, неприветливый город. На меня тут же налетела какая-то шпана, но я их попробовал на зубок. — Зрители держались за животики.
Я ничего не понимала. В шутках не было ни грамма юмора. Я внимательно оглядела толпу и увидела, что все как один уставились на актера. Они глядели на него с беспомощной преданностью околдованных.
Он использовал гипноз. Я видела, как вампиры соблазняют, запугивают, устрашают — все вместе. Но я ни разу не видела, чтобы они заставляли смеяться. Он принуждал их смеяться.
Это было не самое страшное применение вампирских способностей. Он не причинял им вреда. Этот массовый гипноз не опасен, он исчезнет, как только комик уйдет со сцены. Но это неправильно. Манипуляции сознанием — одна из самых страшных вещей, на какие способны вампиры. Но многие этого не понимают.
Я понимала, и поэтому мне представление не нравилось. Комик был еще неопытным мертвецом, и потому даже без меток Жан-Клода он не смог бы меня околдовать. Работая аниматором, приобретаешь некоторый иммунитет к вампирам. Еще и поэтому аниматоры так часто становятся истребителями вампиров. Нам, как говорится, и карты в руки.
Я просила Чарльза прийти пораньше, но его все еще не было видно. Его не заметить трудно, он возвышается в толпе, как Годзилла среди небоскребов Токио. Так где же он? И когда Жан-Клод, наконец, соизволит со мной поговорить? Было уже больше одиннадцати. Сначала угрозами заставил меня прийти на встречу, теперь заставляет ждать. Какой все-таки высокомерный сукин сын!
Чарльз появился из дверей кухни. Он шел мимо столиков к выходу из зала. На ходу он качал головой и что-то бормотал маленькому азиату, который едва поспевал за ним на своих коротеньких ножках.
Я помахала Чарльзу рукой, и он повернул ко мне. Я услышала, как маленький человечек бубнит:
— У меня очень хорошая, чистая кухня.
Чарльз что-то пробормотал ему в ответ, но я не услышала. Околдованная аудитория забыла обо всем на свете. Мы могли бы дать над головой публики салют из двадцати одного орудия, и никто бы не поморщился. Пока вампир не закончит выступление, они ничего другого не услышат.
— Откуда вы, черт бы вас побрал? Из департамента здравоохранения? — спросил коротышка. В руках он теребил традиционный поварской колпак. Темные глаза горели гневом.