Смеющийся волк
Шрифт:
… Ночь. Свет лампочек. Отблеск ацетиленовых фонарей. Неподалёку катит трамвай, разбрасывая искры с проводов.
— Ох, жарко! Сейчас бы в воду! — послышался женский голос.
Рядом с женщиной, взявшись за руки, шли двое мальчиков. Сзади послышался только что, должно быть, сломавшийся голос подростка:
— Да, жарища!
— Да ничего особенного! — ответил другой подросток.
— Мама, а куда мы идём? — спросил мальчик.
Женщина, которая несла на закорках малыша, на вопрос
— Ох, ну и жара! Ну и жара в Токио!
Двое мальчиков оглянулись. Их старшие братья, двое подростков с бритыми головами в школьных фуражках, в рубашках с короткими рукавами и выцветших брюках, кивнули им. У обоих подростков были загорелые лица, узкие глаза, потрескавшиеся губы. У подростка поменьше глаза были красные и слезились.
— Мама! Ма-а-ма-а!
Мальчики еле волочили ноги, голова у них кружилась от жары, в горле пересохло, в ушах стоял звон.
Женщина с бледным лицом и приоткрытым ртом упорно шла вперёд. Глаза у неё блестели. Под тяжестью малыша она не могла идти по прямой и всё время пошатывалась то влево, то вправо, наклонившись вперёд. Волосы у неё сбились и спутались, пряди прилипали к вспотевшему лбу.
Мальчики слышали, как подростки переговариваются между собой:
— Да, жара! Эх, сейчас бы в воду!
— Мама, ну куда ты нас ведёшь?! — тянул мальчик.
— Не ной! Не видишь? Мама сама не знает, что делать… Сейчас где-нибудь устроим привал, — успокаивал его второй.
— А она говорила, что в Токио нам тётя поможет… Всё враньё, наверное?
— Всё равно, и в Тотиги нам жить нельзя… И в Токио, наверное, тоже. Эх, если бы папа был жив!..
— Что ты заладил?! Как девчонка! Забыл, что мы обещали теперь работать вместо папы?!
Мальчик пониже отвёл глаза и потупился. По улице, пошатываясь, шли подвыпившие мужчины с раскрасневшимися физиономиями, пробегали весело хихикающие женщины в передниках. Женщина в платье с сигаретой в зубах стояла в закоулке между двумя домами. Собака брела вдоль дороги, наклонив голову, с умильным выражением на морде. Кошка переходила через дорогу. Ехал навстречу трамвай, высекая из проводов ослепительные искры. Двое рослых американских солдат шагали по улице, с любопытством озираясь по сторонам. Вокруг них вилась стайка чумазых мальчишек.
Женщина всё шла и шла. Четверо детей поневоле тащились за ней. От вечерних передвижных лотков с едой до них доносились соблазнительные запахи вкусных блюд. Глаза у детей туманились от голода. Они с утра ничего не ели. У старшего подростка в рюкзаке не было никакой еды. В узелке, который несла в руках женщина, тоже ничего съестного не было. Всю провизию, что женщина с пятью детьми захватила из дому в своей горной деревушке перед отъездом из Тотиги, они уже съели. Все деньги, которые у них были, потратили на железнодорожные билеты и одежду для детей.
— Ох, жарко! Вот бы в этой речке искупаться! — бормотала женщина, прикусывая губу.
Она сильно прикусила губу несколько раз, так что пошла кровь. На ногах у женщины были обуты деревянные сандалии- гэта,
Справа блестела большая река. Золотые и багряные блики кружились в сумраке, так что река скорее напоминала луг, над которым вьётся рой насекомых. Стоит вечером зайти на этот луг, как золотое и багряное сияние взвивается в воздух, озаряя тела детей.
Сидевшая у женщины на закорках маленькая девочка принялась хныкать:
— Мама, кушать! Мама-а, риса! Ма-ма-а!
— Тихо, тихо! Надо сначала искупаться. Ты ведь и в деревне всегда купалась в речке, да? И хорошо станет! — бормотала, словно про себя, женщина, глядя на реку.
Двое мальчиков сквозь слёзы смотрели, как блестит под солнцем водная гладь. Усталые ноги жгло и саднило. Как хорошо было бы пошлёпать сейчас по воде!
— Мама, ну давай искупаемся, а?!
— Но ведь не видно никого, никто не купается. Тут нельзя, наверное, — слабым голосом возразил один из подростков.
Женщина впервые оглянулась и с улыбкой сказала:
— Ничего особенного! Это ведь Токио — никто и внимания не обратит. Вам небось тоже хочется освежиться?
Она взглянула сначала на подростков, потом на маленьких мальчиков. Лица у всех были бледные, глаза покраснели и горели нездоровым блеском. У мальчиков по щекам текли слёзы, но они улыбнулись в ответ и кивнули.
Женщина и четверо детей стояли на набережной у спуска к опорам моста. Под бетонной насыпью плескалась о берег вода. По этому мосту трамваи не ходили. Людей вокруг тоже не было видно. Справа виднелся ещё один мост. Там сновали трамваи и кишели пешеходы. Вода в реке блестела. Доносились звонки трамваев. Вдалеке слышался гудок поезда. С реки веял влажный ветерок.
— Ну, тогда пошли с мамой вместе! — решилась женщина.
Мальчики снова кивнули в ответ.
Женщина подтолкнула мальчиков сзади, так что они, неловко скатившись по откосу, в конце концов плюхнулись в реку…
— Вы тоже идите! — махнула она старшим сыновьям, подтолкнув и их.
Подростки поколебались, но, не желая огорчать мать непослушанием, тоже спустились к воде.
Женщина сбросила гэта и как была, с малышкой на закорках, пошла в воду.
— Слава Амиде-будде! Слава Амиде-будде! — приговаривала она.
Мальчики зашли в воду, но и там то и дело больно спотыкались о выступы бетонной насыпи. Вечерняя река была погружена в полумрак, золотистые и красные отблески на поверхности сменились синеватыми и пурпурными. Они бегали по воде у берега. Женщина окунала малышку с головой, смотрела на резвящихся ребятишек, и на губах у неё, словно рябь на пруду, мелькала улыбка. Распущенные чёрные волосы и полы одежды колыхались на воде, увлекаемые течением. Женщина легла на воду и поплыла в иссиня-пурпурном сиянии. Подростки плескались рядом, били ногами по воде, взбивая прозрачные пузыри. Двоих старших в конце концов увлекло течение. Мальчики, обнявшись и обливаясь слезами, последовали за матерью. Течение норовило их закружить и унести.