СМИ в Древней Греции
Шрифт:
Здесь мы имеем уникальное свидетельство того, что книги могли продаваться в орхестре во время театральных представлений. Названная цена ничтожна, и некоторые знатоки предполагают, что текст, в котором Сократ явно иронизирует, не стоит понимать буквально: книги, о которых говорит философ, были, возможно, небольшими трудами, чем и объяснялась их столь низкая стоимость.
Цены, впрочем, сильно разнились в зависимости от качества книги и ее большей или меньшей редкости. Труднодоступное произведение могло продаваться очень и очень дорого. Платон якобы заплатил сто мин за три книги трудов знаменитого философа-пифагорейца Филолая [200] , а Аристотель, в свою очередь, якобы приобрел за три аттических таланта сочинения философа Спевсиппа [201] . Здесь речь идет о гигантских суммах. Перевести
200
Диоген Лаэрций, III, 9, цитируемый в кн.: Kleberg T. Op. cit. Р. 34 (рус. пер. М.Л. Гаспарова см. в книге: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1995).
201
Диоген Лаэрций, IV, 5 (рус. пер. М.Л. Гаспарова см. в книге, указанной в примечании 111)..
Кто собирал эти книги? В классической Греции не существовало публичных библиотек. Один из поздних авторов [202] утверждает, что афинский тиран Писистрат в VI в. до н.э. основал в этом городе первую библиотеку. Вероятнее, однако, что у того было собрание книг, которыми он разрешал пользоваться своему окружению, и не обязательно ближайшему. В самом деле, для архаической и классической эпох имеются только упоминания о частных коллекционерах: так, много книг было у самосского тирана Поликрата [203] . Автора трагедий Еврипида современники считали страстным собирателем книг, но подробнее об этом ничего не известно. У Платона также была личная библиотека; как мы только что видели, он потратил огромную сумму, сто мин, на покупку трудов Филолая Кротонского. Что до Демосфена, то у него было много рукописей, большинство из которых он скопировал собственноручно.
202
Авл Геллий, VII, 17, 1.
203
Афиней, I, 3.
Мы видим, что собиратели, чьи имена до нас дошли, были либо государственными деятелями, либо писателями: далеко не каждому приходило в голову заводить библиотеку.
Свидетельство Ксенофонта вроде бы показывает, что современники не всегда одобряли того, кто любил хранить и читать книги. Сократ открыто смеется над Евтидемом, обладателем крупной личной библиотеки:
— Скажи мне, Евтидем, — спросил Сократ, — правда ли, что, как я слышал, ты собрал много сочинений известных мудрецов?
— Да, клянусь Зевсом, Сократ, — отвечал Евтидем, — и продолжаю собирать, пока не соберу их возможно больше.
— Клянусь Герой, — сказал Сократ, — я восхищаюсь тобой, что ты предпочел серебру и золоту сокровища мудрости: видно, ты убежден, что серебро и золото не делают человека нисколько лучше, а сокровища мудрости обогащают добродетелью того, кто ими владеет [204] .
204
Ксенофонт, Меморабилии, IV, 2, 7-8 (пер. С.А. Соболевского).
В дальнейшем Сократ развенчивает мудрость бедного книголюба. Настоящий поворот произошел только во времена Аристотеля: ликейский философ первым стал собирать, хранить и использовать культуру прошлого. У него, кроме его собственной редакции Гомера, было большое собрание книг, послужившее в III в. до н.э. образцом для основания Александрийской библиотеки [205] .
Публичные надписи: власть и письменный текст
205
См. ниже, в главе об Александрийской библиотеке.
Если у греков и не было привычки читать книги, они зато практически ежедневно читали во многих полисах публичные надписи, о которых мы уже упоминали. Чем же на самом деле были эти надписи? Для чего они служили?
В настоящее время писание на камне или металле занимает скромное место: изобретение бумаги, дающее любому дешевый материал для письма, и особенно для печатания, полностью перевернуло все нормы. Надписи на камне в основном перешли в сферу поминовения
Временные надписи наносились на выбеленные деревянные таблички — левкомата (leukomata; единственное число левкома — leukoma). Они выполняли роль местных газет, устанавливались в хорошо видимых и известных местах, например, в Афинах — у подножья статуй героев-эпонимов [206] , в честь которых были названы десять фил. Статуи стояли в ряд на пьедесталах высотой около двух метров, так что дощечки можно было разместить на уровне глаз. Окружавшая пьедестал ограда препятствовала возможной фальсификации надписей.
206
Эпонимы — в античности боги и герои, от имен которых производили названия городов, племен, местностей, гор, морей.
Надписи на камне служили для более длительного использования: они были дороги и потому предназначались для обнародования важных документов. Ценовое соотношение разных видов надписей можно себе представить по следующим цифрам: надпись на leukoma стоила шесть драхм, а на камне — сто шестьдесят пять, т.е. один к двадцати семи!
Что содержали эти надписи? Указы Народных собраний, документы, относящиеся к образованию государства, союзнические и торговые договоры, городские установления, тексты указов о даровании гражданских прав иноземцам, счета по общественным работам, списки должностных лиц, эфебов... Короче говоря, все решения, касающиеся общины и затрагивающие ее внутреннее функционирование, и отношения с другими полисами. Информация давалась без комментариев, после чего эстафету перенимала устная речь.
Большая часть надписей копировалась всего один раз и выставлялась в каком-либо общественном месте. Случалось, однако, изготавливать и по нескольку экземпляров одного и того же текста — так, например, делалось при заключении важного договора между несколькими полисами. Так, при заключении мира между Афинами и Спартой на десятом году Пелопоннесской войны было оговорено:
Столбы поставить в Олимпии, в Пифо, на Истме, в Афинах на акрополе и в Лакедемоне в храме Аполлона в Амиклах [207] .
207
Фукидид, V, 18, 10.
Основной целью надписей было информировать сограждан обо всех принятых обществом важных решениях. Из сказанного выше о чтении и письме следует, что в классическую эпоху воспользоваться этой информацией могла значительная часть тех, кому она предназначалась.
Но надписи имели и символическое значение: они были по большей части не оригиналами, а копиями, часто сокращенными, архивных документов. Весомость их от этого не уменьшалась, и следует отрешиться от современного взгляда, согласно которому копия менее значима, чем оригинал. Напротив, некоторые труды настоятельно утверждают важность документов на камне. Ораторы обычно ссылаются именно на стелы с надписями, а не на абстрактные указы или архивные тексты. С самого начала надписи содержали угрозы тому, кто посмел бы их испортить. Если надпись исчезала, видимо, улетучивалось и ее содержание. Демосфен в речи за мегалопольцев выражается так:
Далее, некоторые — и это как раз те, чьи слова как будто представляются наиболее справедливыми, — говорят, что мегалопольцы должны убрать все столбы, содержащие договоры с фиванца-ми, если хотят прочно оставаться нашими союзниками [208] .
Разрушать стелы означало, таким образом, открыто разрывать союз, порукой в котором они были.
Впрочем, отношение к публичным надписям разнилось от полиса к полису, так что самое время задаться вопросом о связи между властью и этой формой писания.
208
Демосфен, «За мегалопольцев», 27 (пер. СИ. Радцига).