Смиренная Аглая
Шрифт:
Прежде всего, это случилось в искусстве, а вот в любви ей не очень везло. Нравился Алёнке мой брат Василий, но он был старше неё на восемь лет, и относился к ней, как к сестре. Её это очень расстраивало, и она уходила в работу целиком, чтобы даже не вспоминать о неудачах. В такие минуты Алёна рождала настоящие шедевры.
Вот Олег за редкий талант её и полюбил, оценил сразу. Взял замуж, привёл в семью родителей, у которых сад, огород и прочее хозяйство. Выйдут, бывало, на земле поработать, она повиснет на черенок лопаты, качается, качается, копнёт раз десять и бросает.
– Куда
А этот муж никогда Алёну не обижал ни словом, ни делом.
– Не моё это, не получается у меня, ну что я поделаю? Давай наймём кого-нибудь, заплатим им за труды праведные. Алёна не была приучена к работе на земле. Это знал Олег, поэтому всегда всё делал сам.
– Я художник, а не колхозница, – жаловалась она мне, прибегая уже зарёванная, растрёпанная и совершенно сбитая с толку. – Я не буду потакать их желаниям! Понимаешь, я художник, – твердила она без остановки.
– Да, ты гениальный художник, – поддерживала я её. И мне по-настоящему так казалось, я не лукавила. Но чаще всего после ссор в семье Алёна брала этюдник и уходила в живопись.
В Апшеронске чудесная природа, зимой и летом хорошо, комфортный климат, полезные источники, нет сильных ветров, хребты, ущелья, до моря, солёного, как её слёзы, два шага – красотища, одним словом.
Воображение любого человека поражали грязевые вулканы и дикие ущелья, причудливые скалы, ледники, водопады, пещеры и реликтовые растения. Они, словно драгоценные жемчужины, рассыпаны по горам и равнинам, по речным и морским берегам.
Это, возможно, благоприятно для сельского хозяйства, которым Алёна не горела желанием заниматься, но более для воплощения увиденного на полотне художника. Именно поэтому Алёна уходила в густые леса, куда остальные спешили на кабана, лисицу или оленя. Она же черпала там вдохновение.
Ущелья были привлекательны для туристов, источники, которым нет аналогов, – для оздоровляющихся, а она снова с мольбертом.
Её работы на самом деле завораживали изображением красот дикой природы, которые она старалась детально показать: ниспадающие водопады, буйная растительность.
Даровитый художник испытывает удовлетворение от увиденного. Потому, наверное, и пишет обо всём без остановки, не отрываясь от образа. Порой, забывая о времени, о том, что нужно готовить борщи, совершать постирушки, глажки, всё пишет и пишет, разумея своё.
А о том, что нужно любить мужа и ласкать детей, даже не думается. А их к тому времени было двое. Но её занимало только искусство. Всё остальное вокруг она воспринимала, как само собой разумеющееся, и лишь то, что двигало её кистью, она мгла уважать, любить и постоянно пестовать. Это, увы, были никак не люди.
Воздух, которым она дышала, наполнял чарующими нотами распускающихся цветов и помогал жить и творить.
– Ты где была? – недовольно ворчала свекровь, когда Алёна возвращалась с работы.
Невестка никогда не перечила новой родне. Выдерживала резкие высказывания в свой адрес, не говоря ни слова.
– Где же деньги за твои труды? Всё
– Вот это красота, – отвечал на вопрос матери Олег, опережая жену и успокаивая её тем самым, когда видел в руках любимой ещё не законченные работы.
– Лежик, я же умру без кисти. Если не буду заниматься живописью, то мне не жить, ты же меня понимаешь?
И он, конечно, понимал. Но понимал муж и другое, что его мама права: востребованность работ жены невелика, хотя они великолепны. Ей бы большее пространство, да и круг общения пошире.
Он очень любил искусство, которым она занималась, её манеру рисовать и подход к делу в целом. Сам он, уйдя в преподавательскую деятельность и потеряв практический навык, полностью утонул в теории. А руку всегда нужно тренировать, поэтому он немного завидовал жене в том, что она могла противостоять всему миру, и поддерживал её в этом.
Мир Токаревых, в котором она жила, вытеснял её тоже, и Алёна потихоньку, незримо отдалялась от семьи, отчуждалась, поглощаемая полностью живописью.
– Я не могу здесь расти как художник, – говорила она всё чаще мужу после семейных передряг.
– А чего же ты хочешь? – возмущался он в итоге.
– Славы и признания. Смотри, как живо получается у меня природа, как мелки и чисты детали.
– Большому кораблю большое плаванье. Выбирай: либо я, либо твои картины, – слышала она в ответ слова любящего, как ей казалось, человека. При этом не понимала, как можно любить и быть чёрствым одновременно. Поэтому, наверное, её выбор сделан был без колебаний.
Глава 3
«Пещеры»
Пещеры. Их она видела ни раз, но то, что предстало перед её очами здесь, покорило всецело. Так называли в одном из районов столицы места бомжевания людей, оставшихся без крова и средств существования.
Власти не справлялись с честной компанией, где были свои нравы и законы. Вот к ним Алёна и попала, не гнушаясь совершенно их обществом. Везде есть люди, даже на самом дне. И это доказала сама жизнь ей ещё раз.
То, что она увидела, не было простой ночлежкой. Здесь каждый её обитатель являлся звеном большой машины, любой её винтик вертелся по своей оси. И от этого движения жизнь каждого из них продлевалась ещё на один день, а если бы кто-то из них остановился или сделал бы что-то не так, как нужно, погибли бы все. Вот благодаря слаженности какой-то, пониманию по мгновению ока, держалась их жизнь.
Перестав быть социально значимыми, они не перестали быть людьми. Выживали вместе, как дружная и любящая семья. И именно эти люди приняли её как человека нормального, пусть даже со своими причудами, не предавая гонениям, и она им отвечала взаимностью. А начиналось это так.
В первые дни приезда в столицу Алёна в поисках работы и пищи бродила по улицам, отчаявшись совершенно, подобралась к одному из мусорных баков, тут её существо в отрепьях под руки и схватило и ну давай колошматить в стороны, думая, что появился конкурент на их территории. Откуда ей было знать, что весь столичный мир поделен на сектора, зоны, которые курируют свои ассоциации бомжей, вычищая баки, дворы и переулки.