Смоленская Русь. Княжич 1
Шрифт:
Вот, три роты нового 7–го батальона 3–го смоленского полка, наполненных на 2/3 новобранцами, сошлись вместе, образовав целую батальонную колонну.
– Сигнальщики! Артикул №1! – командовал бывший лесовик Рядка, недавно повышенный в звании до ротного.
По флагштоку вверх взвился флаг, заиграли трубы и забили барабаны. Здесь никаких заминок не было, все сигнальщики были из старослужащих.
Прямоугольник из трёх сотен бойцов дернулся, и шеренги дружным шагом двинулись вперёд. Без старослужащих, составляющих костяк подразделений, такой замечательный и быстрый прогресс у новобранцев был бы попросту немыслим.
Прозвучали новые команды, сменилось звуковое сопровождение и единая батальонная колонна начала распадаться на три роты.
Я повернул голову в другую сторону. Там, отдельной толпой, ещё в своей домашней одежде,
В расположении ещё одного батальона, разместившегося на самом краю плаца и всё время моего недолгого пребывания здесь, усиленно отрабатывавшего оборонительные построения, прозвучали команды «отбой» и «вольно». Расслабившиеся бойцы батальона слегка растеклись по сторонам, активно жестикулируя и переговариваясь меж собой. Вскоре батальонные старослужащие стали «строить» своих молодых подопечных. Со стороны забавно было наблюдать, как новоиспечённые молодые командиры, выпячивая грудь с нашитыми на левом поле буквенном обозначении своих званий, гоголем прохаживаются перед вытянувшимся в струнку молодым пополнением. Вообще, этому "свежезабритому" набору не позавидуешь. У них теперь над головой образовалось как минимум двухуровневое начальство – княжеские дружинники, в званиях от ротного и выше и старослужащие, переведённые на должности младшего командного состава. Вот они сообща и учат новобранцев солдатскую лямку тянуть и Родину любить! Вернее, с поправкой на нынешние времена, любить не абстрактное понятие «Родина», а вполне конкретного князя с его непоседливым и гиперактивным сыном.
Был ещё один уровень подготовки. Военнослужащих учили писать, считать и читать «Устав пехотной службы». Братья Страшка и Братило, дети княжеского истопника, бывшие ученики «дворянской школы» ныне, вместе с целым штатом помощников, заведовали не только образованием в армии, но и проверяли знание Устава. А недавно княжич их возвеличил ещё выше!
Братья были несказанно довольны этим поручением княжича. В древо–земляной Гнёздовской крепости вместе с другими подшефными им учителями они занимали отдельный барак. При этом пребывая на полном казённом довольствии, да ещё и получая за свою работу латунные монеты. Братья не только получили «вольную», но и всерьёз подняли свой жизненный уровень. Ещё полтора года назад они ходили в дырявых обносках, теперь же, благодаря службе княжичу, они щеголяли в нарядных одеждах княжеских гридней и дворян. Некогда осунувшиеся лица братьев округлились, и теперь приобрели явно видимое самодовольство. Братья, макая перья в чернила и выводя на бумаге слова, часто вспоминали, как сами учились писать. Как они мастерили себе неудобные железные «писала», выпрашивая у кузнецов негодные железные обрезки, а потом долго и упорно, расцарапывая ладони и пальцы в кровь, выводили на тыльной стороне березовой коры новые буквы и цифры княжича. И вот сейчас, подумать только, их боятся даже полковники – бывшие княжеские гридни–десятники!
Бронислав не прошёл «аттестацию» и теперь был княжичем временно переведён с полковничьего звания в помощники нового полковника Клоча, который на аттестации показал отличное знание нового Устава. Те из княжеских гридней, кто хотел дальше оставаться на командных должностях были вынуждены засесть за учебные парты, подобно обычным рядовым, занимающимся чтением, счётом и письмом три дня в неделю. Больше десятка командиров уехали обратно к князю, а остальные засели за учёбу. Хотя возмущались новыми требованиями князя куда как больше народа, но на деле уехали лишь единицы, что и немудрено! Ведь зарплата, что ротные и комбаты ежемесячно получают у Владимира Изяславича, была выше жалования за два–три месяца службы у князя. Поэтому, на места отъехавших быстро нашлись желающие занять освободившиеся командные должности. Кто–то ушёл, кто–то пошёл на понижение, но не братья, получившие недавно новые звания «советника» и «начальника».
Но
И только после такой усердной учёбы и работы братья стали настоящими княжескими служащими. Страшко возглавил «кадровый отдел» занимающейся помимо ведения учёта личных дел ещё и образованием, и аттестацией военнослужащих. А Братило вообще стал начальником всей «хозяйственной службы», включающей в себя помимо «кадрового отдела» старшего брата ещё и другие отделы –материального обеспечения (питание, вещевое довольствие), финансовый (выдача з/п, бухгалтерия), вооружений, резервов и отдел военного строительства под руководством ближника княжича Авдия.
Проснулся я, в жарких объятиях Инеи, когда уже близился полдень. На улице было пасмурно, но неожиданно выглянувшее солнце быстро согнало с земли сырость и прохладу. Настроение резко улучшилось.
Сегодня было воскресенье. Это день недели был у нас выходным, поэтому воспользовавшись этим обстоятельством, я решил начать потихоньку устанавливать личные контакты с новобранцами.
Сразу после обеда направился обходить казармы, в которых размещалось молодое пополнение. В выходной они оставались безвылазно на территории военного городка, в отличие от тех же старослужащих. В субботу и воскресенье "ветераны службы" начали получать увольнительные вместе с деньгами, на мелкие, так сказать, карманные расходы. Нормальное денежное обеспечение и возможность жить за пределами военного городка начиналось с должностей взводных и выше. Старослужащие такой постановкой вопроса остались, в целом, довольны. Что ещё надо вчерашним лесовикам – сыты, одеты, обуты, сама служба перестала так сильно выматывать, да ещё и свободное время для личных дел появилось вместе с кое–какой деньгой. Кроме того, все "деды", глядя на своих вчерашних рядовых сослуживцев, повышенных в званиях до взводных, им серьёзно завидовали. Ещё бы! Эти облагоденственные княжичем счастливчики–однополчане внезапно зажили как баре, сравнявшись в своём общественно–материальном статусе с полноценными княжескими дружинниками. Это обстоятельство очень стимулировало всех остальных в плане роста их собственных карьерных амбиций.
В военном городке из пока ещё горбыльных крыш казарм торчали кирпичные трубы, испускающие прогорклые дымы. Некоторые группы бойцов о чём–то мирно общались, сидя в уличных беседках. Тем не менее, все они на автомате вскакивали при моём появлении. Но большинство же бойцов, предпочло осенней сырости, жарко протопленные барачные казармы.
Казармы я принялся обходить по–очереди, не игнорируя своим вниманием ни одну из них. Зайдя в первую попавшуюся на пути, я застал там вполне ожидаемую картину. На двухъярусных нарах штабелями валялись измотанные прошедшей неделей новобранцы, только макушки торчали из–под одеял. Я понял, что своим обходом малость сглупил, не дав людям, как следует отдохнуть. Но планы свои менять не стал, единственное, что сократил программу общения до минимума. Течение моих мыслей было прервано чьим–то резким окриком.
– Рота подъём! – поднимая сонных бойцов, вдруг истошно заорал вылупившийся на пришедшее начальство взводный. Я его, кстати говоря, припомнил. Паренёк лет семнадцати был с веси расположенной на берегу реки Гобзы. Происходил он из семьи потомственных бортников, недавно начавших переходить на внедряемую сверху пасечную систему. В сентябре, помнится, я ему на плацу, под бой барабанов, вручал как символ нового звания букву "В", которую пришивали на левое поле сюрко (надоспешника). Парень был толковый, всё схватывающий на лету, выносливый, физически крепкий, ещё с прошлой зимы ставший десятником своего десятка.
Человеческое "лежбище" сразу пришло в движение. Послышались стуки, стоны, сдобренные матом – так как второй ярус спросонья столкнулся с первым, отметив друг друга ушибами.
Тем временем взводный, отдав честь, вытянувшись в струнку отрапортовал:
– Княжич! Двенадцатая учебная рота четвёртого батальона второго полка построена! Докладывал взводный Вячка.
– Вольно! – я медленно прошёлся вдоль строя, вытянувшегося вдоль нар.
– Бойцы, как вас здесь кормят, есть ли жалобы? – все молчали, никто не проронил ни звука. – Ну же, говорите смелее!