Смоленская Русь. Княжич 1
Шрифт:
У въездных ворот Свирского детинца толпился народ, что–то живо обсуждающий. Несмотря на снегопад, собралось его тут больше пяти сотен. В основном это были вооружённые боярские дружинники и слуги.
Воротная стража без разговоров сразу запустила нас внутрь.
Огромная толпа, не меньше чем у ворот, бояр и прочих вельмож собралась у княжеского крыльца. Князь стоял, опёршись о перила, и громко вещал в это людское сборище.
Мы нашим объединённым конным отрядом разместились на самых задворках, проехать во дворец сейчас было бы невозможно.
– Почему не в гриднице? – спросил я у Фёдора.
–
Вдоль амбаров объехали людскую толчею и въехали в терем с чёрного хода. По указке Фёдора я разместился в гриднице на лавке. Здесь же присутствовало полсотни дружинников, которые размахивали руками и вели оживлённую беседу. Похоже, и им передалось царящее вокруг нервное напряжение.
В палатах княжеского терема уже вовсю велись поспешные сборы, подготовка к отъезду была видна и невооружённым глазом. Слуги, жужжа как мухи, носились во всех направлениях, складывая в сундуки «княжье добро»: золото, серебро, драгоценную посуду, меха. А духовник князя, с видом необычайно задумчивым и хмурым, в свою очередь, контролировал погрузку икон.
Устроившись на лавке, в окружении своих «присных», пытался собраться с мыслями, но этого никак не получалось – за окнами гудел народ, иногда слышались громкие выкрики.
Наконец, со звонницы княжеской церкви послышался колокольный звон и собравшаяся у крыльца публика дружно ломанула в дворовую церковь.
А в это время в гриднице нарисовался мой давний знакомец княжеский ключник Ждан и позвал меня в трапезную. Войдя, он громко похлопал в ладоши, откуда–то выскочила служанка, низко поклонившись, она поставила на стол кубки с квасом и посудины с едой.
Я без всякого аппетита, но очень быстро поел, а потом устроился поудобней на лавке, ожидая возвращение князя. Куда собирается мой родитель я уже успел сообразить. Изяслав Мстиславич давно, не первый год, грезит о великокняжеском Киевском столе и ведёт по этому поводу активную переписку с Черниговским князем. А у Черниговского князя – вражда с галицко–волынскими князьями. Разделяет же земли этих антагонистов Киевское княжество, во главе которого стоит князь, наш близкий родич по линии смоленских князей Ростиславичей. И в эту банку с пауками, Изяслав Мстиславич, будь он неладен, похоже, намерился–таки влезть! Сейчас это хоть и не вовремя для меня и моих планов, но и не так уж сильно критично.
Я уже успел задремать, когда в горницу с шумом ввалился князь.
– На вот, чти! – с этими словами Изяслав Мстиславич с ходу достал из–за пазухи пергамент и сунул мне.
Видя, как я нахмурил лоб в попытке прочесть (ну не давалась мне местная церковно–славянская орфография, писанная без пробелов и заглавных букв, тем более я её уже успел подзабыть, так как во всех делопроизводствах использовался современный мне русский алфавит), Изяслав Мстиславич махнул рукой и забрал у меня грамотку, повелев дежурному гридню позвать из княжеской канцелярии своего писца Федорку, а потом, посредством второго дежурного сам же и отменил своё повеление. Дескать, пока неповоротливый и тучный Федорка придёт – утро настанет, а времени лишнего нет, уже ближнее бояре в гриднице начинают собираться.
– … слухай, сыне, я тебе сам «грамоту» перескажу! Из тебя такой
Изяслав Мстиславич отвлёкся, хлебнул пива и продолжил.
– Теперь–то черниговцу без своего угорского союзника туго придётся! – с немалой долей ехидства произнёс Изяслав Мстиславич. – Но с уграми сговариваться – себе дороже может выйти, да и быстро они выступить не смогут. Союзник среди сильных русских князей Михаилу Всеволодичу очень нужен. Он это понял, а потому, через грамотку и своего посла предлагает мне, если я совместно с ним выступлю против киевского Владимира Рюриковича и галицко–волынских Романовичей, признать мои права на Киев! – с торжеством в голосе закончил свою речь князь. – О том он и «крестную грамоту» составил.
Среди князей был широко распространён обычай обмениваться так называемыми крестными грамотами, представлявшими собой по–сути письменные договоры.
– Отец, черниговский князь за тобой признаёт Киев, а себе, что требует взамен?
– Я с гонцом ответную крестную грамоту составил с признанием его прав на Галич!
Я мысленно постучал кулаком по лбу самодовольного князя. Интересно, долго ли Михаил Всеволодич будет мириться с тем обстоятельством, в случае, конечно, удачного исхода всей этой авантюры, что его владения будут, как ножом разрезаны пополам Киевскими землями?
«Что же вас, князей, в Киев, как мух на гов… мёд тянет!?» – чертыхнулся я про себя, а вслух спросил:
– Отец, я надеюсь, ты не передумал, и оставишь меня в Смоленске?
– Да, я же не дурень тебя отсюда выдёргивать! Ты, до поры до времени останешься в Смоленске моим наместником. Сегодня уже поздно, – чуть задумавшись, решительно заявил Изяслав Мстиславич. – Но завтра, к обеду собираем общегородское вече! Надо объявить людям о том, что я на время покидаю их Смоленск. А главное, они должны будут тебя утвердить в новом статусе. С этим, думаю, хлопот не ожидается, учитывая, сколько бояр с тобой братчинами повязаны и сколько свободного ремесленного люда на тебя и с тобой вместе на паях работают.
Князь встал, постоял в нерешительности несколько секунд, потом, с видом человека принявшего судьбоносное решение, присел рядом со мной и громко зашептал мне на ухо:
– Дружинников, что у тебя в пешцах служат, я всех тебе оставляю. Если я возьму Киев, а я это с твоим порохом сделаю, то по весне Анфим пригонит галеры в Киев. Там мы погрузимся дружиной и отправимся в Смоленск. А ты, как только я стану великим киевским князем, тяни время с избранием нового смоленского князя до моего возвращения. Если не получится тянуть, а вече не станет рушить лествицу и за тебя не проголосует, то ты тогда запрись с верными тебе боярами в Гнёздове или в Ильинском конце и жди моего возвращения. Хотя, думаю, ты и сам, своими силами, сможешь взять город «на копьё», особенно учитывая сколько на твоей стороне будет бояр.