Смоленский поход
Шрифт:
— Как вы здесь очутились падре?
— Превратности судьбы ваше величество, — пожимает плечами монах, — ваше эффектное появление в Мекленбурге два года назад испортило большую игру и мою карьеру. Впрочем, я не жалуюсь, меня ведь вполне могли отправить куда-нибудь к великим моголам или в Патагонию.
— Да бывает, — посочувствовал я ему, — а здесь вы давно?
— Увы, совсем недавно.
— Почему, увы?
— Потому что братья, бывшие при царице Марине совершили множество опрометчивых
— Вы нашли такое обтекаемое определение… «опрометчивый поступок». С каких это пор так стали называть попытку убийства помазанника божьего?
— Убийство? — Воскликнул неподдельно удивленный иезуит, — тогда становится понятна ваша реакция. Впрочем, вы, ваше величество, всегда отличались быстротой действий.
— Вы хотите сказать, что непричастны к отравлению посланного мне письма?
— Письмо царицы Марины, оно было отравлено?
— Да и довольно сильным ядом, монах читавший его умер на месте, а следом и дьяк разворачивавший послание.
— Это невозможно, такого сильного яда просто не существует!
— Ну, не надо так картинно восклицать, святой отец, я верю в человеческий гений. К тому же свидетелями этому были несколько сотен человек в соборе.
— Господи Иисусе, я же читал это письмо перед отправкой…
— Вот как, а кто же вложил его в футляр?
— Брат Бартоло… господи, ну конечно, брат Бартоло прибыл с востока. Он побывал в Индии, Персии и много где еще и привез оттуда немало всяких редкостей.
— Кто этот Бартоло и самое главное, где он?
— Увы, он погиб в ту ночь, когда на с схватили ваши альгвазилы в лесу. Ему размозжили голову клевцом.
— А его вещи и эти, как вы выразились, редкости?
— С ним был большой дорожный сундук, но его отобрали казаки.
— Казаки? Кстати, а как случилось, что атаман и пани Мнишек остались совсем одни, неужели у них совершенно не было сторонников?
— О, это очень печальная история. Когда войско атамана взбунтовалось, его сторонники для вида присоединились к этим негодяям под предводительством того казака с варварским именем…
— Киря?
— Да ваше величество, именно так его звали. Так вот выйдя из Коломны, его сторонники должны были покинуть Кирю и ждать в условленном месте своего атамана и царицу.
— И что же случилось?
— Ну, ничего особенного, дождавшись, они отобрали у нас все мало-мальски ценные вещи, а затем бросили на произвол судьбы. Один из сторонников атамана попробовал возражать, но его тут же убили. Впрочем, нам оставили несколько лошадей, но, как вы уже поняли, скрыться они не помогли.
— Печально, но я все-таки не понимаю, почему вас прислали именно сюда. Вы не знаете ни здешних обычаев,
— Трудно сказать, ваше величество, наш орден требует от своих членов безусловного послушания. Так что, как только я получил приказ, мне не оставалось ничего другого как повиноваться. Что же до связей, то я немного знаком со здешним царем.
Услышав заявление иезуита, сделанное с самым невинным лицом, я расхохотался.
— Падре Игнасио, вы мне положительно нравитесь, ей богу жаль будет вас повесить!
— А вы непременно собираетесь меня повесить? — печально вздохнул монах.
— Ну, вы же не забыли, что еще в Мекленбурге пытались меня убить?
— Ваше величество, я говорил вам тогда и повторю снова, я совершенно непричастен к этому ужасному злодеянию! Как раз напротив, я выслеживал тех людей из этого богомерзкого сообщества. И если бы у меня было еще хоть немного времени, я бы вывел их на чистую воду.
— А заодно получили бы контроль надо всем моим княжеством?
— Ну, тогда оно не было еще вашим. К тому же вы совершенно ясно показали, что не являетесь адептом этой организации. Так что тут мы с вами на одной стороне, и я полагаю, мы вполне могли бы поладить.
— Это вряд ли, после того как меня собиралась немного поджарить ваша инквизиция я очень плохо отношусь к папистам.
— Это досадное недоразумение, ваше величество, к тому же наш орден не имеет отношения к священному трибуналу. Там издавна заправляют доминиканцы, отношения с которыми у нас, скажем так, оставляют желать лучшего.
— Ладно, у нас будет еще время поговорить. Кстати, позвольте вам представить отца Мелентия. Он мой духовник, и в некотором роде ваш коллега.
Монахи смерили друг друга взглядами и довольно учтиво поклонились. Впрочем, все ограничилось знакомством, поскольку я кликнул стражу и велел им увести иезуита.
— Что скажете, батюшка? — спросил я иеромонаха, когда они вышли.
— Этот латинянин очень опасен, — задумчиво проговорил он в ответ, — а еще он много знает. Государь, ты и вправду думаешь его повесить?
— Вряд ли, во всяком случае, не сейчас. Он действительно много знает и может быть полезен.
— А что это ты говорил об инквизиции, да о костре?
— О, ваше преподобие, у меня очень плохие отношения с католиками. Когда-нибудь я расскажу эту историю, но не сейчас. Сейчас же, вы друг мой отправитесь к другому захваченному монаху и допросите его. Возьмите с собой дьяка, пусть записывает все что он скажет, я потом почитаю. Если то что он поведает, будет сильно отличаться от того что сказал падре Игнасио дайте знать немедленно.