Смоленский поход
Шрифт:
Следующей ко мне на допрос привели Марину Мнишек. Она немного успела привести себя в порядок и умыться, впрочем, красоты у нее от этого не прибавилось. Сын ее по-прежнему был у нее на руках и с любопытством озирался по сторонам. Едва войдя, бывшая царица с пафосом произнесла:
— Ваше королевское высочество, перед вами единственный законный наследник русского царства!
— Ma dame, вы и вправду такая дура или прикидываетесь?
— Что!
— К чему этот дурацкий пафос? Вы прекрасно знаете, что единственный законный царь здесь я. Я государь божьей милостью и по праву рождения,
— Каким покушением, я ничего не знаю ни о каком покушении, — воскликнула Марина.
— Прямо таки и не знали, — саркастически ответил я и тут же решил сгустить краски, — а то, что бедный монах читал ваше письмо на соборе в присутствии иностранных послов, вы тоже не знали? Так что когда он упал пораженный вашим ядом, вся Европа узнала что у Екатерины Медичи, появилась достойная подражательница.
— Что, — залепетала она, — там не было никаких послов…
— Так значит, ничего не знаете? Ладно, теперь перейдем к этому несчастному ребенку. Я понятия не имею, кто его отец, но это явно не тот человек, которого венчали на царствие в Москве, ибо для этого он слишком мал. Кто бы ни был этот Дмитрий, его убили. У вас же сударыня была возможность вернуться домой, но царский венец вскружил вам голову. В тщетной надежде стать царицей вы прыгнули в постель другому проходимцу, который ко всему еще был евреем. С тех пор вы интригуете, воюете, подкупаете… кстати, а чем вы подкупаете своих сторонников? Молчите? Ну и ладно. Все что у вас осталось это этот мальчик, которого вы, несомненно, погубите. Скажите вам хоть немного дорог ваш сын?
— Вы негодяй!
— А вы дура! Будь у вас хоть немного мозгов, вы бы сейчас у меня в ногах валялись, вымаливая себе прощение.
— Царицы не валяются в ногах!
— Ma dame, на Руси только одна царица, это моя законная супруга принцесса Катарина шведская.
Неизвестно долго ли мы еще припирались бы, но раздался стук и в горницу вошел Вельяминов.
— Государь, гонец из Москвы прибыл с вестями, — тихонько проговорил он мне на ухо, косясь на бывшую царицу.
— Мы уже закончили, распорядись, чтобы пани Марину с сыном увели, да покормить не забудь, а то вон как отощали, кожа да кости. Потом позовешь гонца.
Бывшая царица вспыхнула от моих слов и, подхватив сына, собралась было выйти, но встретившись глазами с Никитой вздрогнула.
— Я тебя знаю, — проговорила она, — ты служил моему мужу… изменник! Ты же ему крест целовал!
Взъярившаяся женщина, оставив ребенка, подступала к моему кравчему, кляня его при этом последними словами и потрясая руками. Тот немного опешивший от такого напора пятился и наконец, кликнул стражу чтобы те увели озверевшую Марину.
— Вот ведь ведьма, — выдохнул он, когда брыкающуюся шляхтянку увели.
— И не говори, — усмехнулся я, — что там стряслось?
— Да я не сам не знаю, вроде как Рюмин вернулся из Стекольны.
— Понятно, а что там Заруцкий, говорит чего?
— Молчит пес, да еще ругается. Ты же его государь, на дыбу не велел пока, вот он кочевряжится.
— Успеем еще на дыбу. С Кирей что?
— А чего с Кирей, кается
— И что думаешь?
— Да ну его, ненадежный человек. Заруцкого с Маринкой предал, и тебя государь предаст.
— К тому же еще и дурак!
— Почему?
— Потому что обратно в Коломну кинулся. Прорвался бы в лес, может и не нашли, а так…
— Как повелишь с ним государь, в петлю или на кол?
— Слушай, вот не надо этих извращений восточных. Как по мне, так петли вполне станет.
— Добрый ты государь.
— А то! Ну чего мнешься, спросить чего хочешь?
— Государь, а что такое извращение?
— Тьфу ты, прости меня господи, сколь годов мужику, а он не знает что такое извращение! Изыди нечистый, иди вон у Анисима спроси, он точно знает.
Послание и впрямь было от Рюмина, он коротко сообщал, что вернулся от Густава Адольфа с хорошими вестями и личным посланником шведского короля. «Надо возвращаться», — подумал я. Вот только с этой царицей липовой надо что-то придумать.
На следующий день в собор Коломны по моему приказу привели Заруцкого и Марину в сопровождении стражи. Увидев атамана Мнишек, кинулась было к нему, но повисла на руках стрельцов.
— Не так быстро пани, — сказал я глядя на это, — у вас будет время.
Встречавший нас вместе с настоятелем и прочим клиром отец Мелентий встревоженно спросил:
— Что ты задумал государь?
— Ничего особенного, святой отец, повенчай их.
— Что?!
— Повенчай, говорю!
— Но она же царица…
— А будет атаманша. Ну, делай же, что тебе царь велит.
— Грех ведь…
— Батюшка!
Мелентий вздохнул и начал чин венчания. Заруцкий сначала попытался вырваться, но потом обмяк.
— Не можно, — хрипло сказал он, повесив голову.
— Чего тебе не можно?
— Не можно венчаться, мы уже венчаны.
Услышав это собравшиеся ахнули, а Марина закричала: — «Молчи!»
— Продолжай, — велел я атаману.
— Венчаны мы государь, уже год как, — обреченно выдохнул он.
— А Ивашка?
— Мой. Не убивай его государь.
— Поклянешься о том перед святыми образами?
— Клянусь.
— Все слышали, — громко спросил я, — Марина, ложно называвшая себя царицей, на самом деле венчаная жена казака и разбойника Ивашки Заруцкого и сына своего от него прижила!
— Мекленбургский дьявол, — простонала Мнишек, опускаясь на пол собора, — проклинаю тебя, и род твой до седьмого колена проклинаю!
— Совет да любовь, — бросил я, через плечо, проходя мимо нее.
Выйдя из собора, я велел седлать лошадей, пора было возвращаться в Москву. На этот раз ехали не торопясь. Впереди опять шли татары, но сам царевич Арслан ехал вместе со мной. Заруцкого и Марину везли следом, его в клетке, а ее с сыном на санях в окружении стрельцов. Вообще саней было много, на одних везли отбитое у воров добро, на прочих взятые с собой припасы. На ночь окружали этими санями лагерь и расставляли шатры. Проезжая знакомую деревню, Анисим с Никитой вздумали было повернуть, но я сделал страшное лицо и показал им плеть. Вельяминов смутился, а стрелецкий полуголова как ни в чем ни бывало завел разговор.