Смотритель и её маяк
Шрифт:
– Понимаешь, это… это чувствуется. Приходят ощущения и чёткое понимание, куда надо привести. Бывают ещё вспышки моментов, на которых тоже можно построить пункты плана действий. Например, как падение Тони.
Я сдвинула брови.
– Ты же не хочешь сказать, что специально велел мне беречь компас, зная, что он выпадет и поведёт меня на палубу?
– Нет! – замотал головой парень. – Компас действительно очень важен. Он всегда вернёт тебя домой. Даже если… – он запнулся, явно не желая заканчивать фразу.
– Если что? – настороженно уточнила,
– Если ничего не получится, – тихо ответил блондин, глядя в пол.
Я помолчала, понимая, о чём он.
– Тогда с помощью компаса смотритель сможет вернуться обратно. Но только если тот будет при нём. Он может помочь и ещё кому-то, но, видишь ли, – Локли нахмурился ещё сильнее, собирая мысли. – Смотрителю нужен маяк, как и маяку нужен смотритель. Это очень важно, понимаешь? Им… им нельзя терять друг друга. Иначе они очень многим не помогут, и сами зачахнут. Конечно, слышал, что люди как-то оправляются… но не маяки.
– Но ведь может прийти новый смотритель? Век маяка всегда дольше человеческого, – осторожно заметила я.
Он кивнул.
– Может. Но никогда не знаешь, сколько тебе придётся ждать нового. Бывает так, что пара смотрителя занимает его пост, или дети, или сразу приходит новый нужный человек. Но не всегда. Некоторые не дожидаются, – тихо, едва слышно добавил он. Сейчас его голос неуловимо напомнил мне глухие стоны старых бортов кораблей. – А другие уже не могут принять новых. Ты думала, почему маяки разрушаются? Они теряют своих смотрителей.
– Это должно быть ужасно, – с искренним сочувствием сказала я.
– Так и есть, – тихо ответил он, не поднимая синих глаз, и мне вдруг стало страшно и стыдно.
Сегодня мой маяк дважды чуть не лишился своего смотрителя. И едва узнав о первом разе, тут же получил риск второго.
Мы оба очень много могли потерять.
А ещё стало не по себе от осознания, какую боль я могла ему причинить, даже не выслушав. Даже не подозревая, что моя роль здесь может быть настолько важной.
– Мне жаль, – глухо сказала я.
Он наконец поднял глаза, наполненные сожалением.
– Это я виноват. Услышал зов и слишком поторопился. Я не имел права так тобой рисковать, не зная наверняка. Ещё и без подготовки толком… – он устало провёл рукой по лицу. – Прости, прости, пожалуйста. Понимаешь, из-за того, что у маяка Локлайт такая необычная особенность, никто не хотел оставаться моим смотрителем. Никто не задерживался, даже если сначала нравилось. Но я говорил: «Ничего, они просто закостенели! Это не по ним, оно и хорошо, что не остались – для них это слишком опасно». Я так обрадовался, когда ты пришла, что даже не подумал, как мало смыслю в этом. Я дурак, Айзи, – скорбно качнул головой он, и я понимала, что это искренне, чувствовала его раскаяние нутром. – Дважды дурак.
– Трижды, – сказала я, глядя вперёд.
– А?
– Ты так и оставил лужу в центре.
Он удивлённо посмотрел сначала на меня, потом на лужу, потом снова на меня, и мы оба вдруг
Это ещё не было окончательным примирением, но уже здорово разрядило обстановку.
Успокоившись, я склонила голову набок, так что мокрые пряди упали на левую сторону, и уточнила:
– А как ты знал, какие действия надо предпринять?
– Те обрывки, которые появляются, я сопоставляю и записываю в блокнот, – поведал он более расслабленно. – Я бы сказал, что это похоже на временные аномалии – частично это место вне времени, поэтому определённые мгновения прорываются сквозь нынешнее, а зов… – он вздохнул, пригладив кудри. – Маяки, как и люди, на самом деле всегда чувствуют, когда они нужны. Просто каждый реагирует по-своему.
– Когда ты меня выпихнул на корабль, единственное, что я чувствовала, это голод и шок, – усмехнулась я.
– В следующий раз соберу тебе ланчбокс, – заверил он.
Я поморщилась.
– Если в следующий раз меня ждёт такое же весёлое плавание, то поесть мне вряд ли удастся, – хмыкнула я. – А тем более, удержать это в себе.
– Во всяком случае, в следующий раз мы более тщательно подготовимся. Обычно это всё не так внезапно, но в этот раз помочь могли только мы и то срочно.
– А почему ты сам не отправишься? – я поёрзала в кресле. – Ты же… ну, выходить явно можешь, я видела.
– Но недалеко, – покачал головой Локлайт. – Нужно время и работа со смотрителем, чтобы я мог одновременно контролировать ситуацию здесь и быть где-то ещё. Это требует огромных усилий.
– Э-эх, как всё сложно-то! – выдохнула я, откинувшись на спинку кресла и запрокинув голову вверх, уставившись в ступеньки.
Мы посидели в тишине. Нам обоим сейчас было о чём подумать.
Волны шумели снаружи, потрескивали поленья в печке. Дождь снова принялся за своё и, забарабанив по крыше, стал пробиваться в окно.
Я погладила рукой мягкую ткань обивки, бездумно выводя узор на маленьких ворсинках.
– Почему ты блондин?
Вопрос настолько обескуражил собеседника, что я даже взгляд скосила, чтоб заметить его реакцию.
Наконец, он нашёлся:
– У тебя вон в глазах свет, должен же и у меня где-то во внешности быть.
– Почему не рыжий? Огонь-то рыжий, да и ты в Ирландии родился!
– Посмотри на наш фонарь: какого он цвета? То-то же, белый, электрический. У меня и так тёмные пряди имеются, – добавил он, пригладив волосы.
– Ты просто перекрасился, признайся, – заявляю я с улыбкой, слегка прикрыв глаза.
Парень обиженно надувает губы и складывает руки на груди. Посмотрев на него, я смеюсь и непроизвольно опускаю руку в карман. Пальцы касаются металла ключа, с которым я по привычке не расстаюсь с момента своего назначения.
Достаю его на свет. Небольшой, стройный и так удобно ложащийся в руку.
Заметив это, Локлайт забывает обо всём и молча смотрит. Глаза выражают вопросы лучше всех слов, во взгляде скользит надежда и почти обречённая готовность принять отказ.