Смотритель
Шрифт:
– Давайте, я сам вам сделаю укол, - сказал Метелкин и взял из рук доктора шприц.
Гитлер кивнул головой и уже через несколько минут спал вечным и беспробудным сном. Он был первым, кто попробовал действие вакцины на себе.
– Вот сейчас все тоже будут говорить про фюрера, что он живее всех живых, наше знамя, сила и оружие, - подумал Геббельс.
Выйдя в приемную, Геббельс поднял руку в нацистском приветствии и крикнул:
– Фюрер умер, да здравствует фюрер!
Все присутствовавшие
– Хайль фюрер!
– Пойду и я домой, - подумал Безен-Метелкин, - а то моя Катерина-Мария заждалась. Нужно рвать когти от советских солдат, благо я знаю, кто они и что из себя представляют.
Укол для Сталина
Кабинет Сталина на даче в Кунцево. Март 1953 года.
Сталину плохо, то ли гипертонический криз, то ли симптомы инсульта.
Семидесятипятилетний диктатор и генсек был в раздумье, сталь ли ему ангелом Ада или не стать. Все-таки он учился в семинарии и внутренне верил в Бога, а, следовательно, верил и в загробную жизнь, и в существование Ада и Рая.
Он достал из нагрудного кармана кителя ампулу и посмотрел ее на свет. Ампула была черной сверху и невозможно увидеть, какого цвета содержимое внутри. Сталин взглянул на капельку стекла, которая осталась при запаивании ампулы, и увидел что-то яркое, свернувшее перед его глазами, и он стал махать рукой, призывая к себе врача, чтобы сделать инъекцию бессмертия.
Начальник смены личной охраны товарища Сталина полковник Метелкин Исай Иванович, он же штурмфюрер фон Безен, смотрел в замочную скважину двери и видел, как подохранный объект махал рукой, призывая к себе, но встал спиной к двери и коротко сказал:
– Товарищ Сталин просил его не беспокоить.
То же самое он сказал и приехавшему Берии, а так же членам Президиума коммунистической партии товарищам Хрущеву и Маленкову.
По приказу Берии Метелкин-Безен осторожно вошел в кабинет, посмотрел в потухшие глаза человека, чьего воскрешения боится весь Советский Союз, и взял из его рук черную ампулу.
– Правильно говорят китайцы, - подумал он, - что нужно сидеть на крыльце и ждать, когда мимо твоего дома пронесут гроб с телом твоего врага. Вот и я дождался того момента, когда смог исполнить мое предназначение.
– Выйдя из кабинета, он объявил присутствующим:
– Товарищу Сталину очень плохо.
Никто не сдвинулся с места, только Берия подошел к нему и с надеждой спросил:
– Очень-очень плохо?
– Очень-очень плохо, товарищ Берия, - подтвердил Метелкин.
– Ну что, прощу проходить в залу, - тоном радушного хозяина пригласил Берия присутствующих в кабинет
– Пойдем и мы домой, милый, - к Метелкину подошла экс-гаутштурмфюрер Мария Гутен Таг, а ныне майор медицинской службы в запасе Катерина Метелкина-Добрый День.
Забытый Тибет
Горы Тибета. В домик мадам Лохонг зашел замерзший и охрипший Савандорж.
– Как дела?
– спросил он.
– Тишина, - ответила женщина, - если бы не твои завывания по-волчьи, то было бы совсем скучно жить. Давай, для сугрева покрути педали генератора, а я послушаю эфир, сегодня дата сеанса связи, профессор не из тех людей, что подставит себя под пулю или пойдет под суд как пособник Гитлера.
Резкий писк морзянки подтвердил ее слова. Принятая радиограмма была очень короткой, но Савандорж все крутил педаль генератора, заряжая аккумуляторные батареи на будущее, чтобы послушать музыку входящего в моду американского ансамбля "Битлз", поющего примерно так, как поют ламы во время молитв. Савандорж никому бы не поверил, если бы ему сказали, что певцы - англичане.
Мы уже осушили третий графинчик домашнего вина и было понятно, что наука может развиваться только для всеобщего счастья, а не для отдельных личностей. А как существует вечно наш Председатель?
– Ты никому об этом говори, - говорил мне Ковров и глаза его блестели влажно то ли от выпитого вина, то ли от слез воспоминаний и было непонятно, то ли он рассказывал о себе, то ли о деле, участником которого был в далекие военные годы.
– Я тебя еще кое с кем познакомлю и мы расколем эту суку Иванцова. Он нами гребует и мы ему отгребуем за это.
Первая командировка. Продолжение
Мысли о вечности бытия возникали у нас постоянно. Почему кому-то уготована вечность, а кому-то максимум шестьдесят лет и отвали моя черешня?
Продолжение следует