Смотрящий по неволе
Шрифт:
— Вас понял. Все свободны, — опомнился и прибавил ритуальное, — Только не знаю, кто вы такая и зачем меня беспокоили?
И теперь уже он набрал номер на мобильнике:
— Владислав Иванович?.. Фейгин вас беспокоит… Фейгин! Что там в вашей резолюции по Виршам? Не правильно. Обстоятельства изменились и возобладало новое мнение по этому вопросу… С точностью до наоборот. Да, диаметрально противоположное… Отправили? Верните, — Евгений Ильич вырубил телефон и направил машину в сторону дома.
Сегодня езда уже не доставляла ему никакого удовольствия.
А на самом деле ситуация в кабаке развивалась так. На самом деле Шрам в
— Мне кажется, любимая, — Шрам властно взял девушку за руку и выдернул из-за стола, — Что господин Фейгин оказался большей сукой, чем я думал, — ему было очень жаль невинную пару молодых людей, но тут себя бы уберечь. Мир жесток, и приходится душиться буквально за каждый глоток воздуха — не Шрам это выдумал.
Алина ничего не поняла, но, умница, не стала упираться и хвататься за скатерть, ведь каждая секунда стоила сто миллионов долларов. Подгоняемая Сергеем певица, насколько быстро позволяли каблуки-шпильки, кинулась в лабиринт служебок. Отирающийся здесь вышибала тут же получил по мозгам. Сергей и Алина короткими перебежками пересекли кухню…
— Ну как тебе ужин? — когда они оказались снаружи на задворках, подарил Сергей Алине нежную, только чуть-чуть натянутую улыбку. А ведь на самом деле ему хотелось чудить и хохотать во весь голос. Если они остались живы, значит — ОН СДЕЛАЛ ЭТО. Он выиграл главную терку. Он заставил поверить в воздух ядовитого барыгу и такт развел. Он отбил нефтекомбинат с концами!
Только на заднем плане горький привкус рябины — оказывается, его история, в которой бычара шустрил под барыгой, не из ряда вон. Оказывается, в этом славном городе Питере такое не редкость. И этот город надо ЛЕЧИТЬ!
— Тебе не кажется, милый, что ты слишком давил? — сказала Алина, отсутствующе глядя на проколовшую завесу туч одинокую звезду.
И издалека ее голосу подпела очнувшаяся ментовская сирена.
Глава 21
Тук-тук-тук, господа и дамы,
Тук-тук-тук, отворите двери.
Тук-тук-тук, не желает драммы
Тук-тук-тук, Ленька Пантелеев.
Уважаемый Михаил Хазаров светски баловался. Перед ним на полисандровом столе в фигурной баночке плескалась тушь. Не какая-нибудь китайская дешевка, а из лучшего магазина в Токио. Перед ним веером лежали колонковые кисточки, одна другой тоньше, и несколько прямоугольников рисовой бумаги. Михаил Хазаров пробовал написать иероглиф «Цинь» — три заковыки вверху, две внизу. Калиграфический понт — такую чистоплюйскую забаву придумал сам себе Михаил Хазаров.
Алина на диване белой кожи листала наманикюренным фиолетовым ноготком глянцевый «Вог». Ее фиолетовые туфельки по щиколотки утонули в белоснежном, как кокс, ковровом ворсе, раскинувшемся от плинтуса до плинтуса. Они еще не решили, как благородно поступят с сегодняшним вечером. Они находились в личных апартаментах генерального папы, обустроенных сразу за директорским кабинетом инвестиционного фонда «Венком-капитал» на случай, если генеральному папе приспичит расслабиться, не покидая офиса.
На мыкающуюся от безделья пару со стены отстраненно взирал написанный маслом в полный рост
А вообще Михаил Геннадьевич свет Хазаров ждал доклада от Толстого Толяна по аптечному вопросу. Что-то много в Питере за последние месяцы новых аптек прибавилось. Неужели такое выгодное дело?
И вдруг на всю малину тонко и гнусно заныла сирена тревоги на мотив «Он был по ошибке посажен в тюрьму, он золото мыл в Магадане далеком!..».
Кисточка выпала из руки и наповал кляксанула почти удавшийся иероглиф «Цинь». Генеральный папа резко вывернул короткую шею. В бок от писанного маслом казака стену занимали мониторы. Такие же, как в помещении охраны, только здесь их было на пять штук больше. На черно-белом экране нижнего монитора во всю разворачивались неприятные события. Люди в пятнистом прикиде и черных шерстяных презервативах с прорезями для глаз прикладами калашей убеждали охранников на входе не оказывать сопротивление. Аргументы оказались непререкаемыми.
К чести главного папы он отнесся к увиденному спокойно в разумных пределах. Прежде чем делать ноги, следовало уяснить, кто наехал: менты по принципу «Когда орут бандиты, спокойно дети спят» или деловые партнеры?
К демонстрации сцен насилия подключился второй монитор. На нем черно-белые фигуры без лиц неслись во весь опор по коридору и ставили встречных менеджеров к стенке. Руки на еврообои, ноги врозь как можно шире. А вот волна докатилась и до третьегоэкрана. На третьем мониторе из вместительного автобуса с госномерами внушительно сыпались все новые и новые бойцы, ранее тихарившиеся в засаде. Сирена тревожно продолжала гнусавить: «… И Родина щедро платила ему — березовым соком, березовым соком!».
Поскольку в папиной фирме все двери сопровождались магнитными замками, четвертый монитор объяснил, как бойцы нечестно преодолевают препятствия. Вот боец ухватил за шкирятник нейтрального маркетолога, и тот сам догадался, что пришла пора отпирать очередной рубеж персональной магнитной карточкой. Вопреки инструкции.
Теперь горький расклад был понятен — маски-шоу. И пора было втихаря отваливать. Серьезных вил не ожидалось. Начальник собственной охраны «Венком-капитала» уже дал по всем помещениям отрепетированную команду немедленно стереть с компьютеров шершавые икс-файлы; и когда появятся разлюбезные воинственные гости, не оказывать сопротивление. Еще всем важным людям вне этих стен автоматом на мобильники пошел сигнал тревоги. Что будет дальше, папа знал прекрасно: циничное изъятие документов, мстительное опечатывание компьютеров и прочая прелая ботва, стопарящая работу фонда аж на целехонький месяц. Ничего круче менты предъявить не могли, хотя давно мечтали спеть Михаилу Хазарову песенку «Столыпинский вагон, квадратные колеса, вся жизнь, как перегон — по краешку откоса…»
Но месяц-другой Михаил Хазаров готов был пострадать-потерпеть, свет клином на «Венком-капитале» не сошелся.
— Алина, — без всякой паники сказал верховный папа девушке-награде за лишения в юности, застегивая жилетку на все пуговицы, — Социалистическое возмездие, о котором столько зудели плешаки, свершилось! — нажав на телевизионном пульте только ему известную комбинацию в сторону картины с бедовым казаком, папа ухватил певицу за тонкую рученьку и галантно поволок в открывшийся за отъехавшей картиной суперсекретный проход.