Смотрящий вниз
Шрифт:
– Бабушка вспоминала как-то, что в детстве папа шахматный кружок посещал или секцию, не знаю… Тогда все ходили куда-то. Даже был такой проект: «Умелые руки». Там по дереву выжигали – мне дядя Ваня рассказывал.
– Точно! – обрадовался я. – А мой старший брат на баяне учился!
– А дядя Ваня – марки собирал! – подхватила Вера. – У бабушки до сих пор альбом хранится с «британскими колониями». В правом верхнем уголке на каждой королева оттиснута!
«Здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы остаться на том же месте!» – сказала Черная Королева.
– Так что же произошло в этой секции? Почему отец твой так шахматы возненавидел?
– Переиграл, наверное, – беззаботно предположила Вера. – Я в школьном возрасте овсянки переела. Сейчас видеть ее не могу!
«Ну ладно. – Я вдруг успокоился. – Похоже, в этом что-то есть. Забрезжило что-то. Надо с Руфью Аркадьевной аккуратно потолковать. Вернуть ее в годы младые… Прыжки с парашютных вышек, пирамиды, повальное изучение немецкого… Что там еще?! Будем придерживаться канонической психологии. Фрейда придержимся. Поищем в детстве Маевского причины его нынешнего сдвига по фазе! Авось да улыбнется!»
Где-то впереди прогрохотал товарняк, и вскорости вся колонна двинулась через переезд.
На подступах к дачному поселку «Тойота» забуксовала. Мощности японского двигателя явно было недостаточно, чтобы выползти из разбитой колеи. Пришлось мне засучить рукава. Вогнав под заднее колесо машины доску, отодранную самым разбойничьим образом от покосившегося ближайшего забора, я поднатужился и был нознагражден фонтаном грязи, окатившим меня, когда «Тойота» вырвалась из плена.
– Хорош! – зашлась в кабине счастливым смехом Вера Аркадьевна. – Придется тебя бесплатно в «Аркадии» обслужить! Как пострадавшего на ниве!
– Мыло, мочалка, шампунь, полотенце, зубная щетка, чистое белье, – продиктовал я, вытирая лицо.
– Это что за список? – Европа медленно повела «Тойоту» по узкой дачной улочке.
– Все необходимое, чтобы стать настоящим мужчиной, – пояснил я. – Это к тобой уже перечисленному.
– Ах ты!.. – Она, не договорив, остановила машину у окрашенных в густой синий колер железных ворот.
Трехэтажный, ветхий даже отсюда дом темнел в глубине участка за высокими соснами. Окна в нем были погашены. Учитывая наступившие сумерки, это выглядело подозрительно.
– Почему у бабушки свет не горит?! – с тревогой спросила у меня Европа.
«Жила-была старушка, вязала кружева, и, если не скончалась, – она еще жива», – зазвучала в моей голове старая английская песенка.
– Сейчас узнаем. – Я вылез из «Тойоты» и побрел, утопая по колено в сугробах, к темному дому.
ГЛАВА 25 ЖИЛА-БЫЛА СТАРУШКА…
Дом вблизи оказался куда неприступней, чем это привиделось мне с дороги. Окна первых двух этажей были забраны прочными дубовыми ставнями, а где ставни были открыты – стекла надежно предохраняли витые кованые решетки. Два стреловидных окна мансарды украшали витражи, сюжеты которых снизу, да еще и в сумерках, разобрать я затруднился.
На коньке черепичной
«Вот погоди! – ворчал мой дядя. – Клюнет тебя жареный петух в задницу – узнаешь, каково не в свое дело соваться!»
Порыв ветра прошумел в разлапистых ветках дачных сосен, и петух угрожающе заскрипел. «Не настала ли пора задницу поберечь?!» – вздрогнул я суеверно.
Пока Вера Аркадьевна определяла свою «Тойоту» в кирпичное стойло, я обошел дом по периметру. Со стороны, обращенной к лесу, я заметил порядком уже заметенные и оттого едва различимые следы, ведущие от забора к толстому громоотводу, лепившемуся по углу дачи. Задравши нос и всматриваясь в темноту, я как будто заметил, что витраж крайнего мансардного окошка с этой стороны был выставлен. Проверить наверное можно было лишь изнутри, куда, впрочем, меня уже настойчиво и приглашали.
– Угаров! – неслось от входа. – Угаров, ты где?! Ну где же вы, Александр?! Уверяю! Дом у нас со всеми удобствами!
– Кто б сомневался, – пробормотал я, ступая обратно.
– Ты живой?! – Европа бойко обмахивала на крыльце веником запорошенные сапоги.
– Раз десять за последние двое суток задавали мне этот идиотский вопрос, – ответил я без ложной вежливости.
– Спит, что ль, баба Руфь? – Распатронив сумку и выдернув нужный ключ, Европа склонилась над замком.
Когда я поднялся на веранду, она была уже внутри.
– Ба, ты дома?! – Протащив за собой через «холодную» бумажные мешки с продуктами – мне они доверены отчего-то не были, – Вера Аркадьевна плечиком толкнула обитую дерматином дверь, ведущую во внутренние покои.
– Ну-ка! – Быстро догнав Веру, я поймал ее за хлястик и отдернул назад.
Она посмотрела на меня с недоумением.
– Где? – спросил я тихо.
– Слева! – прошептала Вера, проникаясь чувством опасности.
Слева на стене я нащупал выключатель. Шарообразный салатный плафон в бронзовой обертке озарил анфиладу: ряд закрытых комнат по обе стороны коридора тянулся до лестницы, ведущей наверх. Сунув руку за пазуху, я медленно двинулся вперед по ковровой дорожке.
Скрипнула рассохшаяся половица. Ей вторил щелчок взведенного курка за дверью напротив.
– Вера?! Это ты?! – громко спросил напряженный женский голос. – Если не ты – буду стрелять!
– Я это, ба! Кто ж еще?! – Европа, замершая у входа, живо опередила меня и влетела в комнату.
Посреди комнаты, освещенной шандалом в четыре свечи, венчавшим нефритовый столбик-подставку, лицом к двери сидела в кривоногом кресле седая стройная старуха с поджатыми губами на суровом лице. На коленях ее лежала двустволка.
– Ты что же это, ба?! – чуть задержалась Вера, но тут же кинулась к ней обниматься. – В охоту разве собралась?!